Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая. Нелли Шульман

все хотят на родину вернуться, – заметила Эстер мужу. Авраам, горько, усмехнулся:

      – На родину. Я в Каунасе предлагал Волку с нами в Израиль податься. Он человек с опытом, такие люди всегда нужны. Однако Максим тоже сказал, что не может без России. Надеюсь, сейчас он поумнел… – доктор Судаков не испытывал иллюзий относительно намерений Сталина.

      – В Британии Стивену разрешили летать, после плена, а во Франции, Мишель, тоже после плена, пользуется полным доверием де Голля… – Авраам покачал головой:

      – СССР так поступать не собирается. Русские пожалеют, что вовремя не ушли на запад. Ты видела, что бойцы сделали. Мы их приютили, как товарищей и союзников, а они привели батальон, чтобы нас уничтожить. Их писатель, Горький, заявлял, что если враг не сдается, то его истребляют… – сестра Эдита вспоминала слова мужа, стоя над вскрытым тайником, в саквояже.

      Эстер просила Авраама быть осторожным:

      – Но мне нельзя было в городок отправляться. Наверняка, и у коллаборационистов мои снимки есть… – женщина скрыла вздох:

      – Надо было мне тогда фон Рабе убить. Надеюсь, он войны не переживет… – Эстер надеялась, что фон Рабе не собирается искать Циону:

      – Не переживет, – уверенно повторила себе женщина, – а если переживет, то его повесят, по приговору суда. Малыш никогда не узнает, что у него был за отец. То есть его отец Авраам… – пока что, требовалось выручить Авраама из военной тюрьмы.

      Когда муж не пришел из городка, Эстер отправила местного ксендза в штаб коллаборационистов. Вернувшись, священник развел руками:

      – Брата Антония задержали, в связи с обстоятельствами военного времени… – Эстер взвесила на руке маленький кинжал, с золотой фигуркой рыси:

      – Ладно, не помешает… – под рясой монахини, кроме формы вермахта, на ней еще был бельгийский, пристрелянный браунинг. Вечерело, по улицам Прушкува болтались компании русских, во власовской форме. Из открытых кафе и пивных слышалась музыка, солдаты торчали на тротуарах, покуривая, заигрывая с местными девушками.

      – Пани, пани… – услышала Эстер в форточку, – прошу пани, една минута… – она оправила перед зеркалом апостольник. Строгое, узкое лицо, с длинным носом, не улыбалось. В углах больших глаз залегли тонкие морщины:

      – Кинжал надо девочке отдать… – Эстер пристроила его на поясе военных брюк, надежно скрытых под рясой, – родится Мирьям, она оружие и получит. Рыжая, наверное, будет девчонка… – доктор Горовиц, все же, улыбнулась:

      – Мне тридцать третий год идет. Вдруг у меня с Авраамом детей не появится, вдруг он не доживет, до конца войны… – Эстер разозлилась на себя:

      – Доживет. Для этого ты здесь… – заперев боковую дверь домика, сестра Эдита, быстрым шагом, направилась на окраину Прушкува, к бывшему железнодорожному депо, где, неподалеку от транзитного лагеря, стояло двухэтажное, охраняемое здание военной тюрьмы.

      – По нынешним