Безобразная Эйвион, или Сон разума. Робер Дж. Гольярд

снимать одежду. Эйвион стояла, не понимая, что делать. Потом, посмотрев на остальных, медленно стянула с себя платье, оставшись в нижней рубашке.

      – Живее! – крикнул Ал’иир. – Мыться, мыться!

      Кормчий брезгливо вытянул руку, и дёрнул за ворот её камизы. Тонкая ткань рубашки с треском разошлась. Поддев ногой платье, он вышвырнул его в море вместе с рубахой. Эйвион зажалась, прикрывшись руками. Матросы, стоявшие вокруг, захохотали.

      На палубу, зачерпнув за бортом, подняли кожаные вёдра и принялись окатывать пленников водой, солёной и очень тёплой. Эйвион нерешительно тёрла себя, боясь поднять глаза.

      Всю одежду пленников отправили вслед за её платьем; взамен один из матросов принёс целый ворох тряпок из грубой холстины. Это оказались набедренные повязки – полоски ткани, едва прикрывавшие низ живота, белёные и чистые. Тут же появился ещё один человек, с большим мешком. Под бдительными взглядами аркан с длинными ножами на боках он достал оттуда потёртые кожаные ошейники и по очереди застегнул их на шеях пленников; ошейники он скрепил друг с другом верёвкой.

      Тем временем подняли паруса, и корабль взял курс на берег. Пленников оттеснили в середину судна, привязав концы верёвок к поручням.

      *       *      *

      По скрипящим доскам мостков их свели на пристань.

      Солнце палило немилосердно, от гомона чаек и городского шума закладывало уши, брызги от волн мгновенно высыхали на коже солёными пятнами. Кругом стояли какие-то бочки и ящики; чернокожие рабы в таких же ошейниках, согнувшись в три погибели, грузили тюки. Толстый человек в ярко-зелёных шароварах и куртке-безрукавке на голое тело покрикивал и щёлкал кнутом. Множество лодок, с парусами и без, сновали по гавани, ловко лавируя между огромными кораблями. Какие-то невиданные птицы с длинными ногами и клювами хлопали крыльями и дрались над кучей отбросов. Пахло рыбой, дымом и специями.

      Матрос дёрнул за верёвку, и пленники гуськом поплелись за ним следом. Справа и слева от них вышагивала полудюжина вооружённых кривыми саблями солдат.

      – Это не Элькин, – шепнул Ивор; он шёл сзади от Эйвион. – Это другой остров. На Элькине нет таких деревьев.

      Эйвион не сразу поняла, что он сказал – какие деревья? – в её голове как будто клубился туман. Ей было очень душно, ошейник натирал шею, острые камешки впивались в ступни, и она жутко чувствовала себя из-за своей наготы.

      – Не Элькин? – глупо переспросила она. – А почему мы одни? Где остальные наши?

      – Вил его знает. Наверное, корабли разделились, и поплыли в разные места.

      Один из солдат что-то крикнул, грозно зыркнув на Ивора. Тот замолчал.

      Они шли, наверное, около получаса, поднимаясь всё выше и выше, и то и дело сворачивая в разные проулки. Город каскадами взбирался на гору, а на её вершине виднелась крепость из белого сверкающего на солнце камня. Город слепил глаза, квадратные глинобитные домики стояли друг на друге и так тесно, что в некоторые улочки не заехала бы и тележка.