Зеркальный вор. Мартин Сэй

ворчит он и уже мимо Стэнли обращается к поэту: – Можешь сесть на мое место, Джон. Мне надо пообщаться с музыкантами.

      Стэнли встает вслед за ним с намерением все же добиться ответа, но бородач задерживает его, беря за локоть – не грубо, но цепко.

      – Погоди, – говорит он. – Эдриан Уэллс иногда здесь бывает. Приходит послушать джазовый речитатив.

      – А сегодня он здесь?

      – Пока нет.

      – Что такое джазовый речитатив?

      Липтон, обходящий стол, останавливается перед ударной установкой, медленно поворачивается и раздвигает руки на манер эстрадного фокусника или ведущего телевикторины. Этот жест, похоже, призван объять не только эту сцену и этот зал, но и все побережье в придачу.

      – Вот это! – говорит он. – Это все и есть наш джазовый речитатив!

      – Стюарт, – представляется бородач и протягивает Стэнли толстую квадратную ладонь.

      – Стэнли, – отвечает Стэнли.

      – Так что тебе нужно от Эдриана Уэллса? Ты его пропавший сын или типа того? Хочешь востребовать наследство?

      – Я прочел его книгу, – говорит Стэнли, – и хочу с ним встретиться.

      – Он что, издал книгу?

      – Кто издал книгу?

      Последний вопрос задает молодой поэт, садясь на освобожденный Липтоном стул.

      – Эдриан Уэллс.

      – Не слыхал о таком.

      – Он живет недалеко отсюда, – говорит Стюарт. – Ларри с ним знаком. Он читал нам одну свою вещь вскоре после открытия кафе. Ты наверняка его здесь видел. Сначала кажется нелюдимым, но, если его немного подмаслить, может завернуть неслабую речугу. Ах да, Стэнли, познакомься – это Джон.

      Поэт с заминкой протягивает руку. Стэнли также без спешки отвечает на рукопожатие.

      – Запал на Уэллса, да? – спрашивает Стюарт. – А кто еще тебе в кайф?

      – Не понял вопроса, – говорит Стэнли.

      – Я о поэтах. Кого еще ты любишь?

      Стэнли задумчиво упирается взглядом в столешницу, заляпанную свечным воском, обколотую по краям и в нескольких местах обожженную сигаретами. Затем снова смотрит на собеседника и пожимает плечами.

      Стюарт оглаживает бороду, созерцая струйки дыма на фоне светящихся шаров над головой.

      – Уэллс мне нравится, – говорит он. – В уме и таланте ему не откажешь. Но вот что я тебе скажу: его стихи сейчас совсем не в тему. Взять, например, Элиота – я от него реально тащусь, «Бесплодная земля» вообще срывает крышу. Но в наши дни гоняться за хвостом старого опоссума – это полный отстой. Стихи всех этих старперов – Пэтчена, Рексрота, Эдриана Уэллса, Кёртиса Цана, да и зачастую самого Ларри, – это как секс в презервативе. С мозгами у них порядок, а вот под ребрами, похоже, все усохло, причем сами они об этом даже не подозревают.

      Ближе к центру стола из пластикового покрытия вырезан ромбовидный кусок, обнажая древесное волокно. В этом месте, частично прикрытом подсвечником с толстой красной свечой, кто-то наклеил трехцентовую марку с надписью «РЕЛИГИОЗНАЯ СВОБОДА В АМЕРИКЕ» и нарисовал вокруг множество символ