Трое из навигацкой школы. Нина Соротокина

проповеди отца Иллариона, и память услужливо нарисовала перед ним скорбный образ гречанки Анастасии, что семнадцать лет скрывалась под мужской рясой и даже стала настоятелем тихой обители. Только смерть Анастасии позволила монастырской братии угадать ее пол. А если его, Алексея Корсака, сама судьба обрядила в женские одежды, то почему бы и ему по примеру святой Анастасии не принять постриг и не исчезнуть среди робких монахинь. Уж здесь-то Котов его не найдет. «А как же я бриться буду? – подумал он вдруг озабоченно. – Ведь вырастет когда-нибудь и у меня борода».

      – Долго мне тебя ждать? – раздалось над ухом.

      – А? Вернулась с полдороги? – отозвался Алеша. – Ты что несешься, как угорелая? Не в салки играем!

      – Мы на этом поле, как на ладони. Со стен далеко видно.

      – Кому видно? Все спят.

      – В монастыре всегда кто-нибудь не спит.

      – Ну и что? Не будут же они нас из мортир обстреливать. Я не могу бежать, у меня нога болит.

      Софья молча вытащила из узелка большие, растоптанные башмаки.

      – Сядь, – бросила она хмуро.

      Девушка внимательно осмотрела Алешину ногу и стала массировать ее, время от времени поливая маслянистой жидкостью из пузырька. Вначале она легко касалась ноги, словно гладила, но потом движения ее стали резкими и пальцы стали давить с такой силой, словно хотели отстирать эту ногу от синяков и царапин, выжать ее и выгладить катком.

      – Осторожнее, – взмолился Алексей.

      Но Софья до тех пор терзала его, пока нога не согрелась, а боль не стала легкой и даже приятной. Тогда она туго перебинтовала щиколотку льняным бинтом и ловко обула башмак.

      – Спасибо, – сказал Алеша, блаженно улыбаясь.

      Софья, не обращая внимания на его благодарность, завязала свой узелок, встала и спросила сурово:

      – Куда идти-то, знаешь? В какую сторону?

      – Главное, дружок, взять правильный пелинг, – сказал Алеша, надевая другой башмак, – а там… были бы звезды.

      – Чего?

      «Ох ты, господи, что я болтаю?»

      – Солнце должно в спину светить, – смущенно пробормотал Алеша. – Так и пойдем впосолонь. Потом спросим. Пойдем, что попусту разговаривать.

      Софья шла легко, быстро, не оглядываясь на хромавшего сзади Алешу, словно и не было его совсем, только коса плясала по худым лопаткам в такт резво ступающим ногам.

      Утро было нарядное, ясное. Видно, еще вечером вылился весь дождь, теплый ночной ветер прогнал тучи, и лес заиграл звуками, запарил, просушивая каждую ветку, каждый кустик свой. Хорошо шагать при такой погоде, радоваться чистому воздуху и неожиданной попутчице.

      «Строгая девица, – думал Алеша. – Все угрюмится, строжится, да и такая хороша! Нога-то почти не болит – вылечила». Он представил себе другую, ту, драгоценную, что насмехалась над ним вчера в карете. Вот если б она шла рядом! Да разве позволил бы он дотронуться ножкам ее до этой мокрой тропинки? Чистым, отбеленным полотном надо выстилать