Музыка лунного света. Нина Георге

руки. Один наклонился и положил кольцо в лодочку ее ладони.

      Она недоуменно уставилась на матовый золотистый ободок. Она проносила его сорок один год. И только однажды чуть было его не сняла. В сороковую годовщину свадьбы. Она специально выгладила к этому дню платье в серый цветочек и, собрав волосы в элегантный удлиненный узел, сделала прическу, которую подсмотрела в модном журнале. Журнал был не новый, трехмесячной давности, она нашла его в контейнере с макулатурой. А еще она чуть-чуть подушилась туалетной водой «Шанель» из пробника, прилагавшегося к тому же самому выброшенному на помойку журналу; запах был цветочный, и Марианна пожалела, что у нее нет красной косынки.

      Потом она открыла бутылку шампанского и стала дожидаться мужа.

      – С чего это ты так вырядилась? – едва завидев ее, недовольно проворчал Лотар.

      Она повернулась перед ним, чтобы показать новую прическу и платье, а потом протянула ему бокал шампанского.

      – За нас, – сказала она, – за сороковую годовщину нашей свадьбы.

      Он отпил глоток, заглянул ей за спину и заметил на кафельном столике бутылку.

      – Шампанское? А что, без него нельзя было обойтись? Ты хоть знаешь, сколько оно стоит?

      – Но сегодня же годовщина нашей свадьбы…

      – Это не повод сорить деньгами. Моими деньгами, сама-то ты не зарабатываешь…

      Она тогда не заплакала. Она никогда не плакала при Лотаре, только под душем, где он не мог увидеть.

      Его деньгами. А ведь она могла бы работать и сама…

      И ведь когда-то она работала, много и тяжело. Сначала на ферме матери в Вендланде, потом ассистенткой при бабушке-акушерке и наконец экономкой, пока не вышла за Лотара и тот не запретил ей вести хозяйство у чужих людей; пусть занимается его домом. Она была для него уборщицей, кухаркой, садовницей, супругой, женушкой, «точкой опоры», как он любил выражаться. А еще она преданно ухаживала за матерью на протяжении двадцати лет, вплоть до своего сорок второго дня рождения. До тех пор Марианна выходила из дому только в магазин, пешком, потому что Лотар запрещал ей брать его машину, а ее мать день за днем мочилась в постель. Сама она не могла дойти до туалета, но Марианну ругать могла, еще как, день за днем, и Лотар все чаще ночевал в казарме и развлекался в одиночестве, а из отпуска посылал «женушке» открытки и неизменно передавал привет «маменьке».

      Марианна разжала пальцы и выпустила кольцо.

      В это мгновение Марианна услышала сирену, закрыла глаза и не открывала, пока пронзительный вой, неумолимо приближавшийся откуда-то из городского чрева, не стих где-то совсем рядом с ней.

      Клошары отпрянули от синего мигающего света, а когда к Марианне кинулись двое санитаров и маленькая докторша с чемоданчиком, человек в тельняшке выступил вперед, показал на нее, потом на Сену и снова постучал себя пальцем по лбу.

      «Он считает, что я спятила», – подумала Марианна.

      Она попыталась вымученно улыбнуться, как год за годом привыкла улыбаться Лотару. «Ты такая хорошенькая, когда улыбаешься», – сказал он ей на первом