Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие. Г. Ю. Любарский

культура Японии: чрезвычайно впечатляющими являются рассказы Акутагавы в стиле Чехова, Тургенева и О’Генри. Рассматривая философию позднего Лосева, можно видеть, как в центр его платонического (точнее, платонизирующего) мировоззрения проник (после отсидки в концентрационном лагере) диалектический материализм, и эта достаточно чуждая общему тону его мировоззрения система неотторжимо вросла в него, стала органической частью его философствования. Но в целом такие случаи все же довольно редки и число заимствований в целостном культурном организме обычно невелико.

      Как и у организмов и биоценозов, у культурных явлений имеет место регуляция нарушений. Культура способна регенерировать, исправлять нарушения развития, выздоравливать. Так развивались креольские и пиджин-языки; начинаются они со стадии в несколько сотен слов с крайне упрощенной грамматикой и дорастают до уровня нормального языка. Гомологичным этому явлению в биологическом мире является воссоздание организма из немногих клеток. В качестве крайнего примера можно указать на восстановление и оживление мертвых языков. Множество людей сейчас говорит на вымершей латыни. На вымершем к XVIII веку корнском языке (язык коренных насельников графства Корнуэлл) сейчас говорят более десяти тысяч человек. Сначала люди учат такой язык по книгам и прочим источникам, а затем учат говорить на нем своих детей, для которых английский становится вторым языком, а первым, усвоенным с детства и в истинном смысле родным – корнский. Более того, оживают выдуманные языки, и не только знаменитый эсперанто. Староэльфийский Толкиена и другие языки фантастических стран, придуманные лингвистами-фантастами, становятся языками, на которых общаются сотни и даже тысячи людей. В этом смысле в сфере языковой культуры возможны свершения более значительные, чем в сфере естественных наук. Понятно, что гомологией оживления корнского языка являлось бы оживление динозавра, а для староэльфийского это было бы выведение двенадцатиглавого дракона, пегаса, того же эльфа и прочих сказочных персонажей.

      Однако если это так, почему встает вопрос о сознательном регулировании культуры, о ее отделении от государства, о поддержке ее со стороны отдельных людей? Если это закономерное требование культурной жизни, в культуре должны сложиться механизмы поддержания многообразия, как в биоценозе, и нам волноваться не о чем: все само сделается и зарастет наше поле крапивой, любо-дорого смотреть. То есть если явления самовосстановления действительно развиты в культурной жизни, то должны сложиться естественные механизмы саморегуляции культуры, и сознательные усилия частных лиц не требуются: не надо помогать рису расти.

      Разрешается этот вопрос следующим образом: культура являлась саморегулирующимся объектом, но сейчас она в значительной степени не такова. Причина изменения ситуации лежит в истории. В прежние эпохи культура была в значительной степени связана с национальной