Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие. Г. Ю. Любарский

идея не заполнила идеологический вакуум России, оказалась по крупному счету бесплодной. В России победила революция, которая изменила детальное содержание каждого члена триады, но по сути эта революция создала общество, лишь более жестко и логично продолжающее тенденции развития старой России. В Советской России эта триада стала выглядеть иначе: деспотическое государство— идеологизированное общество (культура) – государственная экономика. Государство, ранее бывшее деспотическим по форме и несшее остатки былой патриархальности в содержании, изменило форму деспотии. Остатки патриархальности были выметены революционной метлой, при этом государственность проникла и в третий член народной жизни – в экономику. Народ уже не только должен был придерживаться государственной идеологии в обязательном порядке, он должен был еще жить государственно, хозяйствовать так, как это спланировало государство. Я не собираюсь здесь описывать детали процесса: понятно, что примат государства в экономической сфере существовал в России многие века, задолго до прихода к власти большевиков, это не их изобретение. Но понятно и то, что государственный контроль за экономикой в СССР был значительно усилен.

      Довольно трудно понять, как устроена указанная триада после падения СССР. Исчезла общая для всех идеология, не стало каких-либо общепринятых позиций. Однако мне кажется очевидным, к чему склоняется «бессознательное» перестроенной России (вне всяких оценок – хорошо это или плохо). «Бессознательное» – поскольку в речах лидеров нельзя усмотреть вовсе никакого сознания, не то что идей. Однако стиль жизни заставляет сформулировать следующую триаду: демократическое государство – религиозная культура (религиозное общество) – свободная хозяйственная жизнь. Я вовсе не хочу сказать, что такой порядок уже установился; например, что государство стало демократическим, а культура – религиозной. Я говорю лишь о равнодействующей, о том, что, как мне кажется, большинство общества принимает за желаемое или по крайней мере на чем это большинство готово помириться.

      Действительно, это перелом по сравнению с революцией 1917-го. Если этот порядок (образца 1991-го года) установится в России, это будет перелом более радикальный, чем 17-й год. И эта триада очень похожа на западную модель, что лишний раз напоминает о том, что события 90-х годов являются продолжением длительного процесса вестернизации России. Разноречий, конечно, существует много. Современные «западники» находят в совершающемся действе прогресс (наподобие прутковского ханжи). Некоторые люди унаследовали от Советской России атеизм и противятся религиозной окраске культуры, упирая на то, что для Запада следовало бы написать так: демократическое государство— индивидуальная (свободная) культура (общество) – свободная хозяйственная жизнь. Иные, напротив, согласны помириться с религией, но хотят вернуть государственность экономики… Короче, единства нет, но компас, похоже, склоняется к указанной триаде