Тильда (сборник). Диана Арбенина

семейных торжеств, люблю до дрожи. Склизкие носовые платки Валерьяна, его оранжевый перочинный ножик и забытые использованные прокладки Валентины на полу в сортире справа от нужника люблю в равной мере. Люблю наблюдать, как Павел шевелит мизинцами при полной обездвиженности конечностей. Врожденная патология. Зрелище жутковатое. Но если разобрать Пашину патологию с точки зрения нервной системы, с точки зрения избирательности использования нервных окончаний, ничего страшного. Особенное восхищение вызывает унисон движений сына. Это если войти в детскую и показать ему мороженое «пломбир 48 копеек». Полный восторг мизинцев рук и ног. Без мороженого не допросишься. Только если дед не подойдет и не отвесит дружескую подзатылу: «Давай, тезка, не жмись!» Удивляюсь, как сильно похож Андуил на прадеда! Ксерокс! Миндалины глаз и тот же опереточный бас. И та же манера залезать в платяной шкаф и прятаться в нем, как это делал прадед, уже будучи в маразме. В последний раз прадеда нашли слишком поздно. По запаху. После похорон пришлось трижды пользоваться услугами сети химчисток «Диана». Пробовали сами. Вывесили на улицу весь гардероб. Сладкий специфический трупный запах не выветривался ни зимой, ни в осенне-весенние ливни. Бывало, принесешь с улицы колом стоящие, пахнущие морозцем пугала одежд, едва оттают – прадед Андуил как живой. Половину тряпок украли бомжи. Рвали с веревок, как моя коллега Лариса Филимоновна, люблю ее как родную, рвет воблу на части в предвкушении пива. Думали, что воруют втихаря. Ошибались: мы все, включая маленького Анисима, плющили носами стекла. Наблюдали, не завидуя их предшествующей, а еще пуще дальнейшей судьбе. В борьбе запахов наш, несомненно, победил их, бомжовский, торжественный, конкретный и могучий. Аниску тогда я посадил на плечи, чувствовал его теплые, в шоколаде ручонки на своем ботаническом лбу, и представлял, что мы всей семьей выбрались в кинотеатр сети «Каро Фильм». Кино очень люблю. Особенно русское новое. Ничуть не хуже, кстати, чем американское. Разве что у американцев природа лучше показана. Канзасские прерии, аризонские кактусы-гиганты, тушканчики мичиганских островов в круговых вращениях камеры с вертолета, фонтанчики пыли из-под ковбойских сапог параллельно колючке, подталкиваемой ветром-суховеем, и корабельные секвойи – убежища индейцев. А в остальном у американцев те же гребаные взрывы, те же лягушачьи лица крупным планом, как остоебеневшие лица домочадцев в кошмарах ночью, те же тупорылые драки, дурацкие болезни, обрыдшие водкивиски, дебилоидные бойцовские собаки, пидовские джинсы-дудочки, труповозные скорые помощи, загаженные школьные автобусы, тухляшные бутерброды с тунцом, имбицильные диалоги артистов, уродские морды гробов на колесах. И одна и та же прекрасная юная женщина, которую я когда-то увидел и захотел жить с ней всегда, путешествовать по миру, растить красивых умных здоровых детей, радоваться, покупать дом, обнимать ночью, расплетать косички, поить кефиром, неожиданно приглашать на танец, снимать босоножки, тайком от детей купать в ванне. Одна и та же прекрасная юная женщина, которую я когда-то полюбил,