Записки ящикового еврея. Книга вторая: Ленинград. Физмех политехнического. Олег Рогозовский

Читать онлайн.



Скачать книгу

и товарищу Сталину о расщеплении ядра лития. Его осуществляла «высоковольная бригада» под руководством Синельникова (зав. высоковольтной лабораторией), а Лейпунский стал зав. отделом расщепления ядра.

      В 1934 году, когда уже никого никуда не выпускали после того, как Гамов остался на Западе[54], Лейпунский был командирован в Англию (в Германии его уже не принимали), в Мекку новой физики – в Кембридж, к Резерфорду. Без содействия Капицы эта командировка состояться не могла. Пока Лейпунский набирался там опыта практикантом, назревал разгром УФТИ.

      Еще в 1929 году был принят закон о «невозвращенцах», ставящих их вне закона и позволяющий расстреливать их в 24 часа после ареста и репрессировать их родственников.

      Ленинград, Петербург

      В 1958 году в Ленинграде еще оставались видимые следы блокады, не все развалины были разобраны. Явственно ощущалось деление на тех, кто блокаду пережил и остальных. Блокаду старались замалчивать, но забыть ее ленинградцы не могут до сих пор. Не только блокадники, но и их знакомые старались об этом времени не вспоминать и не говорить. Первые книги о ней появились намного позже.

      На книжных «развалах» ленинградцы еще распродавали книги, оставшиеся от соседей – на развалах возле Думы или на Сенном рынке можно было приобрести довольно редкие книги (не с нашей удаленностью от центра и общежитским бытом, где взять книгу – часто без спроса – и зачитать ее было обычным делом).

      Понемногу начал восстанавливаться и старый шик – уютное кафе «Норд» со свечами на столиках, вкуснейшими птифурами из собственной кондитерской, кофе по-венски, кофе по-восточному в джезвах и другими невиданными в Киеве того времени привычками.

      Про икру в громадных хрустальных конусах в Елисеевском я уже рассказывал в книге первой.

      Ленинградские музеи, театры, концерты, филармония, библиотеки, пригородные парки – «Пирдуха», как говорили залетные украинцы.

      Отдельные физмехи-ленинградцы бравировали тем, что ни разу не были в Эрмитаже – зачем? Говорили, что еще успеют, а сейчас есть дела поинтереснее.

      У меня с Эрмитажем сложились сложные отношения. Привыкнув к неплохим, но небольшим киевским музеям, в Эрмитаже я утонул. Он необозрим и «переварить» его в несколько посещений практически невозможно. Он производил впечатление как «три пирожных сразу». Принимать его нужно было с детства и по чайной ложке. У меня для методического его освоения не хватало времени. И я стал откладывать его дальнейшие посещения вплоть до выставок.

      В отличие от Эрмитажа, Русский музей можно было «понять» и принять сразу[55]. В мое время там, кроме прекрасной постоянной экспозиции, стали появляться закрытые раньше в запасниках картины не только мир-искусников, но и авангарда.

      Более того, Русскому музею не пришлось расставаться со своими лучшими картинами, как Эрмитажу, на основе картин которого был создан один из лучших музеев мира – Национальная галерея в Вашингтоне.

      Музеев



<p>54</p>

Предсовмина Молотов, лично разрешивший Гамову (с женой!) уехать на Сольвеевский конгресс, был вне себя от ярости. Виноватым он быть не любил. (Луначарский, под свое поручительство отпускавший десятки ученых, да еще с рекомендацией некоторым не возвращаться, привычно брал вину на себя). «Каменная жопа» вместе с другими членами Политбюро решила: «теперь никто никуда не поедет». А «статус Капицы», постоянно работающего на Западе, Гамову не давать, а у Капицы его отобрать, вместе со свободой выезжать за рубеж. Особенно болезненно сказалось это на Иоффе, которому запретили выезжать за рубеж, даже для председательствования на международных конференциях. Молотову в немалой степени советская физика обязана потерей контактов с зарубежными коллегами, отсутствием информации о новых работах, литературы и, в конечном итоге, серьезным отставанием во многих областях.

<p>55</p>

Сестра Таня, уже сама ставшая музейным работником, долгие годы дружит с эрмитажными «девочками», знает и любит Эрмитаж, но по секрету признавалась мне, что Русский ей нравится больше.