Живая вода. Владимир Крупин

стал спокойно объяснять:

      – Я вначале хотел лечь на заморозку. Написал бы заявку и лег. Только ты ж знаешь Дуську, тем более она связалась с этим пришлым, погреба у нас нет, у нее. Она ж задавится от жадности. Я бы и свой выстроил, получше, но где летом лед взять? Поэтому я и залез. Дошло? Конечно, здесь хуже, не сразу отойду.

      Варвара включила все лампочки в доме. Навалила на крышку подполья много тяжестей. Еле высидела до утра.

      Утром она поглядела на счетчик. Первая ночь стоила ей пяти киловатт электроэнергии и остатков терпения. Нет, всему положен предел. Еще одну попытку, утреннюю, предприняла Варвара.

      – Отец!.. Саня!.. Слышь, чего говорю?.. (Молчание.) Слышь? Пойду в милицию звонить.

      – За что?

      – Там объяснят за что. Вложат ума-то. Я пошла.

      Она протопала над его головой.

      Нет, не так, далеко не так представлял он одиночество. Ну что за народ? Радовалась бы – мужик дома, картошку перебирает, нет, надо ей милицию. Он крикнул:

      – Радовалась бы! (Молчание.) Иди, иди! (Молчание.) О тебе же думаю!

      – Нечего обо мне думать.

      Не ушла.

      – Я должен думать над смыслом жизни!

      – Да ведь думал уже! Когда весной-то прихватило. Вот досидишься, опять схватит.

      – Весной я ни до чего не додумался.

      – А чего тебе здесь-то не думалось? В погребе два дня сидел.

      – В погребе я хотел на заморозку. Повторяю. Заморозка на сто лет. Чтоб рассказать в точности от очевидца.

      – Тьфу!

      – Не тьфу! Я должен записать, чтоб стали жить хорошо, не пили бы, не обижали друг друга. Я напишу призыв к мужикам, ночью вылезу, налеплю у пивной. Может, опомнятся. А еще…

      – Сказать кому, как с мужиком говорю, не поверят. Ты вылезешь?

      – Варя, я должен понять, зачем я жил.

      – Живешь – и живи. Я вот живу, и все.

      – Женщинам легче. Раз родила, значит, оправдана…

      Голос Кирпикова размеренно и глухо доносился из-под земли. Он вещал безадресно, вообще, и Варвара подумала: да есть ли там мужик-то?

      – Сань?!

      – …Ты оправдана, дети – твоя заслуга.

      Варвара вдруг горестно сказала:

      – Спасибо, оправдана. Дети оправдали. А вот хоть осуждай не осуждай, типун мне на язык, все одно согрешила, одно к одному, думаю иногда, грешница, лучше бы их не было. – Она помолчала. – Нам, Сань, тяжело, а им будет еще тяжелей. И больше, ты меня на куски режь, ничего не скажу. Сгорю, головешкой буду лежать.

      – Почему это им тяжелей? Я думаю, обратно. – Кирпиков сказал это торопливо, чтоб отвлечь Варвару. – На-ка! С чего это им тяжелей? Ма-ать?!

      – А болезни? – все-таки откликнулась Варвара. – Нервы, да давление, да сердечные, голова болит, сейчас молодые-то все гнилушки.

      – А что, раньше болезней не было? Все заразы побеждены: оспа, малярия, тиф. А нервы, мать, это только у тебя, ты все близко к сердцу принимаешь, а молодым на все наплевать. Попробуй невестку расстроить – она тебе вперед глаза выцарапает, от семи собак отлается. Это мы последние такие жалостливые. Ну, Машка еще. Да и ее, – горько сказал Кирпиков, – могут по-своему поворотить.

      Спустя