Полдень. Ольга Фикс

и уютней, и в темноте не так не страшно.

      – Вообще-то кровати – это чисто европейские штучки. Во многих странах до сих пор на полу на циновках спят.

      – Ну и правильно делают! Знаешь, ты только не смейся, но я до смерти боюсь спать одной. Когда девчонки другие в комнате еще ладно. Но когда все разъедутся, вот как сейчас – брр! Я, знаешь ли, везде на ночь свет включаю, и в ванной, и в коридоре, и в комнате, и ночник еще над головой – и все равно уснуть иногда не могу!

      – А ты приходи ко мне. Не за чем-нибудь, а так просто.

      – Спасибо, приду, – Аня улыбнулась. – Не то, что б я была против чего-нибудь. Я только одного понять не могу. Зачем ты все время в презервативе, если знаешь, что я на таблетках? Без презерватива намного прикольнее.

      – Могу себе представить. Но так все-таки надежней. Мало ли что. Вдруг ты таблетку забудешь принять? Или она не сработает? Тогда как?

      – Ну, тогда… Тогда ничего не поделаешь. Против лома нет приема. Тогда, значит, родится и будет жить. Не мы первые, не мы крайние. Или ты за меня боишься? Не бойся, я крепкая.

      – За себя боюсь. Нет уж, на фиг такие сюрпризы. Ерофеевы в неволе не размножаются. Вот выйду отсюда, заберу мать. Уедем с ней в глушь, где нас никто не сыщет. Вот там-то я и… Ань, ты как, поедешь со мной?

      Она не ответила. Широко раскрытыми глазами она смотрела куда-то вдаль, куда-то сквозь стены и потолок. На поверхности глаз дрожали непролитые слезы.

      Саша перевернул ее лицом к себе.

      – Эй, с чего вдруг ты плакать вздумала? Ань, я что-нибудь не то сказал?

      Она вытерла глаза кулаками.

      – Нет, Саш, дело не в тебе. Просто… Сашка, Сашка, какой ты все-тки хороший. Меня вот с собой зовешь. Только не получится у тебя ничего!

      – Почему? Можно ведь забраться глубоко в тайгу, уплыть в море на необитаемый остров, выстроить лачугу где-нибудь в скалистых горах. И жить припеваючи, ни от кого не зависеть. Огонь трением добывать, на козлов каких-нибудь горных охотится, рыбу ловить.

      – Саш, ты никогда не спрашивал, почему я торчу здесь в каникулы. Тебе было не интересно?

      – Интересно, конечно. Но я считал – зачем в душу лезть? Захочешь – сама расскажешь. Не захочешь – твое дело.

      – Ты правильно считал, умница. Я действительно об этом говорить не люблю. Но тут, короче, Сашка, какое дело… Хорошо ты, конечно, придумал – в глушь, в горы, в леса. Вот только не поможет это. Нельзя от них убежать, пойми! Нет, то есть до поры, конечно, до времени можно. Пока молодые, пока еще дети маленькие. Ну не вышли на работу, не отметились где-то там, живете сами по себе, необходимое все сами из-под земли добываете. Черт с вами! Никто преследовать не станет. Вам от общества ничего не нужно – ну и вы ему на фиг не сдались. Но все это, Саш, пока дети ваши, ну, если они есть, конечно, до школьного возраста не доросли. А там уж – извини-подвинься. Приплывет к вам на необитаемый остров или спустится по веревке с вертолета у вашей лачуги в горах школьный инспектор –