Девочки. Эмма Клайн

год до развода родители закатили вечеринку. Это отец придумал. Пока они жили вместе, мать не отличалась особой общительностью, я чувствовала, как она нервничает на разных праздниках и мероприятиях, как прячет тревогу за натянутой улыбкой. Вечеринку устроили в честь нового отцовского инвестора. По-моему, отец тогда впервые выудил деньги из кого-то кроме матери и от этого раздулся еще сильнее, начал пить задолго до прихода гостей. Его волосы источали густой отцовский запах “Виталиса”, дыхание было сдобрено алкоголем.

      Мать приготовила ребрышки по-китайски с кетчупом, и теперь они железисто блестели, будто лакированные. Оливки из банки, жареный арахис. Сырные палочки. Какой-то вязкий мандариновый десерт, рецепт она вычитала в “Макколс”[5]. Перед приходом гостей мать спросила меня, хорошо ли она выглядит. Пригладила узорчатую юбку. Помню, что вопрос меня озадачил.

      – Очень хорошо, – ответила я, странно разволновавшись.

      Мне налили немножко хереса в толстостенный розовый стакан; от него рот схватывало приятной гнильцой, и я тайком плеснула себе еще.

      Почти все гости были друзьями отца, и я поразилась широте его другой жизни – жизни, за которой я подсматривала через забор. Потому что пришли люди, явно его знавшие, люди, чье мнение об отце сложилось во время совместных обедов, поездок на ипподром Голден-Гейтфилдс и разговоров о Сэнди Коуфаксе[6]. Мать нервно переминалась возле стола с закусками, она положила палочки, но ими никто не ел, – видно было, что она из-за этого расстроилась. Она попыталась всучить палочки какому-то крепышу и его жене, но они покачали головами, мужчина отпустил какую-то шутку – я толком не расслышала. Мать приуныла. Она тоже пила. Вечеринка получилась из тех, где все быстро напиваются и разговоры сливаются в общее мычание. Кто-то из отцовских друзей раскурил косяк, и я заметила, как материнское огорчение сменилось терпеливой снисходительностью. Рамки начали расплываться. Жены глядели на пролета ющие самолеты, выгибаясь в сторону аэропорта. Кто-то уронил стакан в бассейн. Я видела, как он медленно ушел на дно. А может, это пепельница была.

      Я бродила среди гостей, чувствуя себя маленьким ребенком, – мне хотелось оставаться незамеченной и в то же время по возможности принимать участие в празднике. Я с радостью показывала, где туалет, сгребала в салфетку жареный арахис и ела его возле бассейна, орешек за орешком, пачкая пальцы в соленой крошке. Свобода ребенка, от которого никто ничего не требует.

      Я не видела Тамар с того самого дня, когда она забрала меня из школы, и помню, что расстроилась, когда она приехала, – при ней, как при свидетелях, нужно было вести себя по-взрослому. Она приехала с мужчиной, он был старше ее. Представила его всем, расцеловалась с кем-то в щеку, пожала руки. Ее как будто все знали. Мне было завидно, как друг Тамар, пока та с кем-то говорила, положил руку ей на спину, на полоску кожи между юбкой и майкой. Мне захотелось, чтобы она увидела меня с выпивкой. Когда она подошла к бару, я тоже подошла туда и налила себе еще хереса.

      – Мне нравится твой наряд, –

5

Ежемесячный журнал для женщин, выходил в США с 1873 по 2002 г.

6

Американский бейсболист.