Страсти по Чернобылю. Владимир Губарев

что единственный способ спасать таких больных!

      – Он ошибался.

      – Как он попал к вам?

      – Приезду Хаммера я была рада. Его лечащим врачом был Гейл. Он сопровождал Хаммера, который изъявил желанием нам помочь. Насколько я знаю, в это время у Гейла были какие-то неприятности – он применил, как говорили, какой-то неразрешенный препарат. И он нуждался в очень сильной реабилитации. К нам он привез очень хорошую бригаду. Сам он прекрасно понимал, что мало знает в нашей области – многое он увидел впервые. Учился он очень тщательно, задавал кучу вопросов, вникал в разные проблемы. У него в бригаде были прекрасные специалисты, которые очень помогли нам. Ну а сам Гейл явно им уступал, но это не помешало ему вдруг стать «глашатаем Чернобыля», он позволял себе высказывания, далеко выходящие за пределы его компетентности.

      – Я несколько раз – в Москве, Киеве и Лос-Анджелесе, где встречался с ним, – говорил, что очень опасно высказывать по поводу возникновения рака у чернобыльцев, мол, многие подумают, что его прогнозы относятся именно к ним! Это опасно из-за психологии…

      – Ошибок у него много, но он стремился быть на первых полосах газет у нас и в Америке. Ему это удавалось делать некоторое время. К сожалению, все больные, которым он делал пересадки костного мозга, погибли. Правда, об этом он не говорил… Но я считаю, что польза от Гейла все же была. Польза несомненная. Во-первых, он был нашим менеджером перед Хаммером. Он говорил, что нам надо, и все тут же поступало – и лекарства, и оборудование. И, во-вторых, Гейл не боялся ни работать, ни общаться с больными. А ведь люди вели себя по-разному. Мы решили испытать один препарат. Но сначала нужно было ввести его врачам. Это решили испытать на себе Воробьев и Гейл. Воробьев тут же захворал, а Гейл работал как проклятый… В поведении Гейла начали проявляться некое самолюбование, исключительность, и тут виновато наше руководство.

      – В чем же?

      – Оно выделяло его из всех медиков. К примеру, к Горбачеву нужно было приглашать не Гейла, а кого-то из нас, кто обладал реальной информацией, а не иллюзиями.

      – Это политика.

      – Если она построена на эффектах, на иллюзиях, то это плохая политика!

      – Я хорошо отношусь к Роберту Гейлу за его мужественный поступок: он взял своих детей и привез в Киев, когда там была паника. Этот жест говорит о многом… Кстати, он очень трезво оценивал ситуацию вокруг Чернобыльской катастрофы, и он не понимал, почему сразу после аварии не был использован тот препарат, который вы создали еще в шестидесятых годах и который помогает в борьбе с радиацией. Честно говоря, я тоже этого не понимаю!

      – Это препарат «Б», защитный препарат, созданный в нашем Институте биофизики. Он вводится человеку перед входом в радиационно опасную зону.

      – Его не было на Чернобыльской АЭС?

      – Был.

      – Почему же его не применяли?

      – Ответов на подобные вопросы нет… Во время аварии было совершено множество ошибок, которые приводили