Страсти по Чернобылю. Владимир Губарев

зоны, то в течение нескольких месяцев, а наверняка через один – два года, ХЛБ перестает сказываться. И, наверное, нашей самой большой профессиональной гордостью с Григорием Давыдовичем Байсоголовым было то, что нам удавалось выводить людей из зон облучения. Это была трудная борьба, но в конце концов мы одержали победу. Поверьте, этим действительно можно гордиться!

      – Неужели было так трудно?

      – Конечно. Заводу были поставлены жесткие сроки, любой ценой следовало выполнять правительственные задания, а самых опытных, самых квалифицированных мы выводили из-под облучения или хотя бы улучшали их условия труда. С администрацией «Объекта» разговоры были очень тяжелые, но к каким-то компромиссам приходили. За 10 первых лет работы комбината несколько тысяч человек мы таким образом «вылечили».

      – По условиям труда это были самые тяжелые годы?

      – Их даже сравнивать с последующими нельзя! Ужасные условия, невероятно трудные! И когда мы говорим о ядерной мощи страны, о величии России, то обязательно следует помнить о том, что тысячи людей рисковали своим здоровьем и жизнью. К сожалению, были двое больных, которых наш перевод уже не спас. Они умерли от хронической лучевой болезни. Это Митя Ершов и Гомазеев. Было еще 11 человек, у которых после перевода из-под облучения появились признаки восстановления. Однако остановить процесс нам не удалось. В течение пяти лет у них постепенно развивался лейкоз, то есть пораженные системы кроветворения не восстанавливались. Тяжелые лейкозы были аналогичны тем, что наблюдались в Японии после атомной бомбардировки. Все погибли. Таким образом, 13 человек погибли от ХЛБ. Я помню всех поименно, потому что работать с ними было мучительно, и мы очень переживали из-за своей беспомощности.

      – Вы рассказываете о тех, кто работал на реакторах и радиохимическом заводе?

      – Да, на основном производстве, где получали плутоний. Однако была еще одна группа пострадавших уже на другом производстве. Считалось, что туда вывозится хорошо очищенный от осколков плутоний, а следовательно, пострадать никто не может. На самом деле у плутония была высокая гамма-активность. У этой группы дозы были поменьше, и мы их сразу же перевели в «чистые» зоны. Однако плутоний, попавший в организм, продолжал облучать. И за десять лет мы потеряли шесть человек от плутониевого поражения легких.

      – Безусловно, всех пострадавших жалко, но у меня было представление, что погибших от «лучовки» в те годы было несравненно больше?!

      – Это широко распространенное заблуждение! Мы стали свидетелями удивительных восстановительных процессов. В Институте биофизики есть такие цифры: 93 процента наших пациентов восстановили свое здоровье! Несколько тысяч человек мы успели вывести из опасных зон.

      – И есть объяснение этому «чуду»? Я иначе просто не могу определить происшедшее…

      – Мы просто успели… А причин тому много. В частности, в основном пострадали молодые люди, не отягощенные другими болезнями. Средний возраст – 18–20 лет. Небольшая группа