Двадцатое июля. Станислав Рем

на некоторое время замолчал, но, наблюдая состояние Шилова, произнёс:

      – Главное, чтобы она осталась в живых. А там Бог даст, разберёмся…

      Дверь кабины пилота распахнулась:

      – Господин обер – лейтенант, Берлин.

      Грейфе откинул одеяло, потянулся, и радостно произнёс:

      – Господин русский, у вас начинается новая жизнь.

      Курков снова выглянул в иллюминатор. Внизу, под ним, в первых солнечных лучах, раскинулись кварталы знаменитого города.

      – А какое сегодня число? – Шилов повернулся к обер – лейтенанту.

      – Что? – не расслышал из-за рёва моторов Грейфе.

      – День какой сегодня?

      – Тринадцатое июля. А что?

      Шилов прокричал в ответ:

      – Неплохое число для начала новой жизни.

      – Господин группенфюрер, вот список тех, кто прибыл в Берлин за последние сутки.

      Адъютант протянул шефу гестапо Генриху Мюллеру несколько листов бумаги, испещрённых мелким печатным шрифтом.

      – И что мне с ними делать?

      Адъютант раскрыл, было, рот, но тут же его закрыл и развёл руками.

      Кретин, мысленно оскорбил подчинённого шеф гестапо.

      – Здесь всё, или только отобранная информация?

      – Всё, господин группенфюрер.

      – Так что, – не сдержался, таки, Мюллер, – прикажете мне их самому перебирать?

      – Нет, господин группенфюрер, просто я решил, что вам…

      – Гюнтер, – взгляд поверх очков не предвещал ничего хорошего, – я, и только я, буду в этом кабинете, в этом доме, в этом городе решать, что и кому делать. Вы меня поняли?

      – Да, господин группенфюрер! – подчинённый, неожиданно, не по уставу, пристукнув каблуками сапог, развернулся и направился к двери, однако, резкий окрик остановил его:

      – Ладно, давайте, ваши чёртовы бумаги. Копии имеются?

      – Так точно!

      – Работайте.

      Адъютант вышел, оставив шефа гестапо одного. Мюллер быстро пробежал взглядом списки. Знакомых фамилий вроде бы не встретилось. Впрочем, нет, на чём-то глаз споткнулся. Нужно просмотреть ещё раз.

      Гестапо – Мюллер, как его называли сослуживцы, положил документы на стол, снял китель, аккуратно повесил на спинку стула, несколько раз присел, сделал круговые движения руками – полегчало. В который раз пришла мысль, о том, что напрасно не перетерпел тяжёлые дни девятнадцатого – двадцатого годов. Глядишь, остался бы в авиации – не занимался всяким отребьем. Убийства, заговоры, измены – всё в одну кучу. И за всё отвечать ему. Одному.

      Снова взял список в руки. Кажется, на второй странице. Не то, не то…Вот оно. Точно! Ганс Берндт. Ганс Берндт. Очень, очень знакомо. Мюллер улыбнулся. Память не подвела. Птенцы Канариса слетаются в Берлин.

      Итак, Ганс Берндт Гизевиус. В документах по прибытии не указал своего полного имени. Думал, не заметят. Ай-ай, господин Гизевиус. Нехорошо так поступать человеку с дипломатическим паспортом, тем более сотруднику абвера.

      Мюллер подошёл к, встроенному в стену, сейфу, открыл его, пересмотрел