Дуэль четырех. Грибоедов. Валерий Есенков

горькой истины как хитро отвращал!

      Как другом и женой жестоко я обманут!

      Но более меня обманывать не станут.

      Что вы потупили глаза? вы смущены?

      Подайте же письмо.

      Недоразумение, само собой, тут же легчайшим образом и разъяснялось. Взбешённый ревностью, муж вновь в свою жену влюблялся, иначе, видишь, нам нельзя, и в клятвенных восторгах рассыпался:

      Как хочешь, но теперь в столице иль в пустыне

      С тобою дома я сижу отныне –

      Днём, утром, вечером, и в полдень и в полночь,

      Все вертопрашества и суетности прочь!

      Не тут-то было, жена, уроком сим прозрев, уж не хотела запираться на замки и, отдавая должное советам друга, давала жёнам всем полезнейший урок:

      Так, если несколько тебя сей день исправил,

      Его благодари: он и меня наставил,

      Чтоб вкусам я твоим старалась снисходить,

      Затем чтоб и других приманок отвратить,

      Чтоб иногда твоей противилась я воле,

      Затем, чтоб ты ценил моё смиренство боле.

      Так! он любовь твою мне возвратить хотел,

      Старался сколько мог – и, может быть, успел.

      Знатоки и завсегдатаи подмостков, и первый между ними Шаховской, к чужим комедиям ревнивец страшный, заключили, что он весьма удачно сжал французом неумелым весьма растянутый сюжет и что благодаря тому его пьеска оказалась довольно жива, энергична и вместе с тем забавна. В особенности они хвалили стих, сродни стиху комедий Шаховского, и непринуждённость разговорной речи, которой он везде заменил гладкую, однако же безличную риторику француза. Несколько счастливых его афоризмов удержалось в их дружеской памяти, и они повторяли, смеясь:

      Свой дом всем прочим я предпочитаю.

      Мне, право, всё равно.

      Везде, где только бал, она необходима.

      Чему ж дивиться нам, что мало верных жён.

      Не послушание мне нужно, а любовь.

      Как будто бы мужья умеют попросить.

      Что хочет женщина, то сбудется всегда.

      Ещё хотелось, чтобы они заметили его главнейшую мысль, которой он дорожил: что отвлечённое умствование даже в умном человеке смешно безмерно, что сама наша прозаическая жизнь полна капризов и оттого много богаче и сложней замысловатых выкладок сухого, книжного ума и всегда того оставит в дураках, кто в высокомерии самодовольном праздного рассудка попадает в её хитрые сети, однако знатоки водевилей как раз не обратили никакого внимания на его заветную мысль.

      Развеселившийся, довольный донельзя своим первым открытием, пророча столь неробкому автору, по этой первой пробе вполне мужественного пера, превосходное будущее, Шаховской озаботился тотчас, чтобы роли распределились самым выгодным образом.

      Роль Эльмиры, жены, так счастливо нашедшейся вновь влюбить в себя охладелого мужа, предназначалась Катерине Семёновой, которая, уж если хотела и с помощью Шаховского разобрала смысл своей роли, могла дотянуть до успеха и самую слабую, самую безнадёжную пьеску, да тут возникло препятствие, с её гневливым характером едва ли преодолимое: она с Шаховским была в ссоре, между ними нередкой, на этот раз затянувшейся чересчур, к удивлению театрального братства,