Эликсир для президента. Олег Айрашин

проволокой

      Обоняние – чувство древнейшее. Уже потом зрение пересилило, но в подсознании-то нюх берёт своё. И там, в глубинах психики, всякому предмету и понятию отвечает свой запах. Едкий хлорный дух в сортире вернул меня в советские времена.

      Задвижка сломана, запрусь-ка на швабру. На пол газетку, сверху – сумку. Где мой хитрый ежедневник? Ага, вот он, а внутри, в потайном гнезде, зажаты металлические пластины: сильные магниты, самарий-кобальт-пять. А реагент куда подевался? Тут она, пробирочка. Всё, к бою готов.

      Через дверь доносится сильный бас:

      – Нахер твои шахтёры, своих девать некуда. Химиков давай, химиков!

      В комнате трое в чёрных комбинезонах. И примкнувший к ним Пухлый. Прокуренный, несмотря на открытое окно, воздух – тоже из прошлого.

      Русоволосый крепыш, сидевший у дальней, торцевой стороны большого стола, положил трубку.

      – Вот это он и есть, Доцент, – начал Пухлый, разместившийся по правую руку от него.

      – Что ж, побуду денёк Доцентом.

      Крепыш оценивающе разглядывает меня.

      – Приземляйся, – он обошёл стол и, ухватив Пухлого за шиворот, сдёрнул с обшарпанного стула. – На тёпленькое.

      Крепыш протянул руку:

      – Давай знакомиться. Я Джокер, главный на Зоне. И по ЭР-заводам тоже. Пухлого ты знаешь, он у нас типа учёного. Учёный – хер печёный.

      Пухлый, присевший справа от меня, осторожно хихикнул.

      – Это Гуталиныч, – Джокер кивнул на цыганистого мужичка напротив Пухлого, – технарь наш главный.

      У четвёртого участника, моего визави, скошенный подбородок и прямая, как по линейке, черта губ, бледная кожа и выцветшие глаза.

      – Уругвай, главный по безопасности. Без его слова здесь пёрнуть никто не смеет. Разве что я, – Джокер оскалил крепкие зубы.

      Уругвай коротко пожал руку; взгляд тяжёлый и цепкий. Пухлый, наполнив гранёный стакан из графина, выпил в три глотка.

      – У нас всего день, – Джокер говорил скупо, без эмоций. – Заколупку нашу ты знаешь, – он достал сигарету.

      – Как же. Пульпу[1] разделить не получается, на твёрдое и жидкое.

      – Получается, да паршиво. Сутками фильтруется, падла, – Джокер щёлкнул зажигалкой. – А продукт у нас дорогой, и его ждут. Европий, тербий, неоди́м – тоннаж на Материк сдадим. Понимаешь, о чём я?

      – Редкие земли.

      – Точно. Иначе – лантаноиды. Смотри, чем тут мы занимаемся. Поднимаем руду, дробим, измельчаем, растворяем.

      – Только не растворяем, а выщелачиваем, – поправил Гуталиныч. – Неполное растворение. В результате получается эта самая пульпа.

      – Вот она-то и фильтруется еле-еле, – вставил Пухлый. – Как сопля.

      Джокер пыхнул ему дымом в лицо:

      – Заткнись, твой номер теперь шестнадцатый. За пять лет ни хрена не сделал.

      – Фильтрация – проблема серьёзная, – вступился я. – Отделить твёрдое от жидкого бывает очень даже сложно.

      Пухлый утвердительно покивал.

      – И что на меня вышли, правильно. Для вас это вопрос непрофильный, нельзя ж быть семи пядей во лбу. А что уже пробовали? – я взглянул на Пухлого.

      – Да

1

Пульпа – взвесь твёрдых частиц в жидкости.