Механизмы радости (сборник). Рэй Брэдбери

объяты ужасом. Они обступили двоих мертвецов, повернув головы, чтобы увидеть марсианские пески и колодец, в глубине которого волны качают Риджента. Их обветренные губы исторгают хрипы и скорбные вопли, по-детски жалуясь на этот кошмарный сон.

      Они оборачиваются ко мне.

      После долгого молчания один из них говорит:

      – Мэтьюс, теперь ты командир.

      – Я знаю, – медленно говорю я.

      – Нас осталось всего шестеро.

      – Боже, все случилось так быстро!

      – Я не хочу здесь оставаться. Давайте уберемся отсюда!

      Люди ропщут. Я подхожу к ним и прикасаюсь к каждому из них с уверенностью, от которой мне хочется запеть.

      – Послушайте, – говорю я, беря каждого из них за локоть, за плечо или руку.

      Мы все умолкаем.

      Мы – единое целое.

      – Нет, нет, нет, нет, нет, нет! – возопили внутренние голоса из своих темниц под внешней оболочкой.

      Мы смотрим друг на друга. Мы – это Самуэль Мэтьюс, Раймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джон Саммерс. И ничего не говорим, а только смотрим друг на друга, на свои бледные лица и трясущиеся руки.

      Мы как один поворачиваемся и смотрим на колодец.

      – А теперь, – говорим мы.

      – Нет, нет! – вскрикнули шесть голосов, упрятанных навечно под слоями и складками.

      Наши ступни зашагали по песку, напоминая ручищу с дюжиной пальцев, влекомую по раскаленному морскому дну.

      Мы склоняемся над колодцем, заглядывая внутрь. Из прохладных глубин на нас пристально смотрят шесть лиц.

      Один за другим мы наклоняемся и наклоняемся, пока не теряем равновесие, и один за другим низвергаемся сквозь прохладную тьму в холодные воды.

      Солнце закатывается. На ночное небо выкатываются звезды. Издалека виднеется мерцание. Это подлетает очередная ракета, оставляя в космосе красные следы.

      Я живу в колодце. Я живу в колодце, как дымок. Словно дымка в каменной глотке. У себя над головой я вижу холодные ночные и утренние звезды. И солнце я вижу. Время от времени я пою древние песни нашего мира, той поры, когда он был еще совсем юным. Как я могу сказать, что я такое, если даже сам не знаю. Никак не могу.

      Я попросту выжидаю.

      Tyrannosaurus Rex

      Он открыл дверь в темноту просмотрового зальчика.

      Раздалось резкое, как оплеуха: «Закройте дверь!» Он скользнул внутрь и выполнил приказ. Оказавшись в непроглядной тьме, тихонько выругался. Тот же тонкий голос с сарказмом произнес:

      – Боже! Вы Тервиллиджер?

      – Да, – отозвался Тервиллиджер.

      В более светлом пятне справа угадывался экран. Слева неистово прыгал огонек сигареты в невидимых губах.

      – Вы опоздали на пять минут!

      «Велика беда, – подумал Тервиллиджер, – не на пять же лет!»

      – Отнесите пленку в проекционную. И пошевеливайтесь!

      Тервиллиджер прищурился, привыкая к густому сумраку зала.

      В темноте он различил в креслах пять шумно дышащих и беспокойно ерзающих фигур, исполненных чиновничьего ража. В центре зала с каменной неподвижностью сидел особняком