В тихом омуте…. Виктория Платова

оно было далеко от меня: краешки век, чуть приподнятые к вискам – кто-то из далеких предков компьютерного лица согрешил с тонкокостными тайцами; чувственные губы, чуть припухшие, – кто-то из далеких предков компьютерного лица согрешил с лоснящимися мулатами; нос – нос прапраправнучки древней римлянки, изнасилованной гуннами… У этого лица было много предков, и все они грешили, грешили, грешили.

      Но и я была не без греха – значит, мы обязаны были поладить.

      – Я согласна, – сказала я.

      – Влад гений, чертяга! – расчувствовался Лева. – За мизерную сумму сделает тебя Нефертити по случаю. И грудь заодно подправит. Так что, когда будешь выходить замуж за миллионера, пришли ему корзину роз.

      – Лучше ящик водки, – флегматично протянул Влад, – если жива останешься. Три-четыре процента обычно идут в расход после операции. А перед этим записки пишут – мы, мол, не в претензии…

      – Ну что ты человека пугаешь? – Лева незаметно взял на себя функции моего опекуна, доброго дядюшки забитой старой девы. – Мы-то уж точно в счастливых девяносто шести процентах!

      – Дум спиро спэро![6] – веселился Влад. – Наркоз переносишь?

      Первую и последнюю операцию мне делали в шесть лет – вырезали аппендицит – только и всего, так что ничего вразумительного по этому поводу я сказать не могла.

      – Вобьете колипсольчик, – инструктировал Лева, – от колипсола еще никто не умирал.

      – Магистэр диксит[7], – сыронизировал тонкогубый хирург, который все больше и больше нравился мне, – не пора ли тебе улетать, друг мой?

      – Пора, пора! – Лева облегченно вздохнул и заулыбался. – Оставляю тебя в этих жестких лапах и надеюсь увидеть в следующей жизни процветающим манговым деревом… А то людей она не очень-то балует! Дай-ка посмотрю в это твое лицо последний раз. И, может быть, на следующем твоем лице опрометчиво женюсь… Ты, кстати, за границу не собираешься? А впрочем, все это меня не касается…

      Влад проводил меня в маленькую комнатку, где были только застеленная кровать и телевизор.

      На кровати лежал пульт от телевизора, окна были плотно прикрыты жалюзи.

      – Туалет и ванная рядом. Отдыхай пока, – не очень-то он был разговорчив.

      …Когда через десять минут в дверь заглянул Лева, я все еще растерянно стояла посреди комнаты.

      Лева поболтал в воздухе связкой ключей, прежде чем протянуть ее мне.

      – Последний благородный жест! – провозгласил он. – После операции месячишко поживи в моей квартире… Пока повязки снимут и можно будет безболезненно выходить на улицу. Больше не могу, извини. Квартира продается, в июле родственники приезжают из Овидиополя, чтобы ее с рук сбыть. Я со старухой договорюсь, с первого этажа, Софья Николаевна зовут. Присмотрит за тобой, продукты будет носить.

      Я молчала, и Лева забеспокоился.

      – Старуха кремень, бывшая троцкистка и правая оппортунистка, не подкачает. Скажу, что ты моя родственница, она их уйму перевидала… За продукты придется платить, но у тебя деньги есть, надеюсь. Влад тебя отвезет в город. Ну, вроде все сказал. Удачи тебе.

      – И

6

Пока дышу – надеюсь (лат.).

7

Так сказал учитель (лат.).