Андеграунд. Андрей Дашков

закрыла глаза, собираясь с мыслями. Она чувствовала непреодолимую слабость во всем теле и тупую боль в груди. Боль не физическую, а больше похожую на страх перед жизнью, начинавшейся вновь. Теперь в этой жизни были катастрофа, раздавленное тело мужа, труп велосипедиста, сгоревший вместо нее в машине, и ошейник на ее собственной шее…

      Потом она сообразила, что ни один настоящий безумец не подозревает о своем безумии. Во рту у нее пересохло. Сухость распространилась внутрь, и вскоре все ее тело стало похожим на колеблющийся лист картона.

      Когда сухость прошла, Рита почувствовала, что хочет есть. Спустя несколько часов голод стал невыносимым.

      Она проползла по холодному полу, приближаясь к миске. Миска оказалась наполненной какой-то вязкой смесью, имевшей не очень аппетитный запах, но Рита была слишком голодна, чтобы обращать на это внимание. У нее кружилась голова. В желудке поселился зверек, требовавший пищи. Любой пищи…

      В комнате не было ни ложки, ни вилки. Немного поколебавшись, девушка стала пить из миски, подолгу ожидая, пока смесь соберется в липкий комок и попадет ей в рот. То, что осталось на дне, Рите пришлось доесть руками.

      А потом появился водитель черного пикапа и, не произнося ни слова, налил в миску воды. Она пыталась расспросить его о чем-то, пока у нее хватало сил, но тогда, как, впрочем, и всегда с тех пор, ответом ей было молчание. Молчание, худшее, чем ненависть, побои и унижения, потому что для Риты в нем не было вообще ничего человеческого.

      Уже тогда она с непередаваемым ужасом поняла, что дверца клетки захлопнулась навсегда.

* * *

      Возможно, ей было бы легче, если бы она знала, зачем нужна этому человеку. Но ни разу ни единым жестом, взглядом или поступком он не выдал ей этого.

      В первые недели своего пребывания в доме Рита всерьез ожидала того, что он может попытаться изнасиловать ее или потребует чего-то, пусть неприятного, грязного, мерзкого, но хотя бы объяснимого…

      Она ожидала напрасно. Все, что она получила, это еду и воду дважды в день, а также недолгие прогулки на длинном поводке по замкнутому со всех сторон внутреннему дворику.

      Хорошо ощутимая сила хозяина не оставляла ей надежд покалечить или убить его. Спустя месяц после аварии Рита возненавидела себя за то, что два раза в сутки покорно принимала миску с едой из его рук…

      Несмотря на полную безысходность, она не могла совершить и самоубийство. Разбить голову о стену или перегрызть вены было выше ее сил. Еще более страшным казалось дать убить себя этому человеку. Презрение лишь усугубило дневную боль и извращенность ее снов.

      В своих снах она видела, как полчища липких мух гнездятся в самых интимных частях ее тела, а еще там хранились отрезанные змеиные головы.

* * *

      Вскоре такой образ жизни привел к тому, что она пахла, точно животное, и уже почти не испытывала потребности в одежде. Всякие представления о человеческих предрассудках, в том числе о «приличиях», стерлись из ее памяти. Ее кожа загрубела; теперь Рита воспринимала