Старая роща. Юрий Мышев

один из солдат спросил:

      – Товарищ капитан, а мы успеем там повоевать?

      Садовников поморщился, будто спирта чистого глотнул, обвел прищуренным взглядом молодых солдат. Пригляделся к задавшему вопрос:

      – Москвич?

      Тот кивнул удивленно.

      – Сразу видно. Говорок московский, гордая осанка, интеллигентские штучки… Это у тебя я видел томик Лермонтова? «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой»?

      Парень неожиданно вступил в поэтический диалог:

      – «Гляжу на будущность с боязнью, гляжу на прошлое с тоской…»

      – «Я счастлив был с вами, ущелия гор…»? Романтика ущелий и свистящих пуль потянула, бежишь от надоевшей столичной богемы? Романтику я тебе обещаю, досыта нахлебаешься! Был у меня в группе один москвич, парень хоть куда, Пастернака наизусть читал: «Замер гул, я вышел на подмостки…» Жизнь – это не театр, не прав Шекспир. Захотелось пареньку абрикосов попробовать. В кишлак вечером после отбоя с другом погулять – как на Арбат вышел. Ну и свернули обоим шеи, как цыплятам. В буквальном смысле. В том кишлаке тогда «духи» после боев раны зализывали, притворившись больными местными жителями. Мы хватились ребят под утро. Пошли прочесывать кишлак. «Духи» успели ускользнуть через щели в горах, а солдатиков со свернутыми и порезанными шеями в яме навозной нашли. Романтика… Тогда мы хорошо «духов» жали. Злы они на нас были. Их снайперы настоящую охоту на наших бойцов вели, к самой части подбирались. Одного молодого парня, тоже из городских, точно в левый глаз поразили, когда тот мочился, повернувшись лицом к горам. В полный рост выпрямился, захотел полюбоваться ночным горным пейзажем, представил себя на Ленинских горах. Огонек спички, дымящая сигарета, громкий голос – отличная мишень для снайпера. За мелкие слабости жизнью приходится расплачиваться.

      Капитан нервно закурил, глубоко затянулся и, поиграв желваками, продолжал:

      – Был случай с военными строителями. Тыловой вроде бы район, никто опасности не ожидал. Задремал дежурный по роте ночью, ворвались душманы в казарму тихо, по-волчьи, вырезали всю роту и так же тихо в горы ушли. Ну а об открытом бое разговор особый. Главное выдержать первый, потом это станет работой. Трудной, опасной, но работой. А самое страшное – это плен. Пришлось и мне пережить жуткое животное чувство страха от приставленного к горлу кинжала. Спасся чудом. Наш снайпер поспел, в голову поразил «духа», и пошли в атаку наши, открыв огонь из всего, что стреляло. Отбили, тогда в суматохе смог я скатиться за камни вниз… Довелось не раз видеть, что они вытворяют с нашими ребятами. Режут горло, кожу сдирают с живых, пальцы отрубают и причиндалы ниже пояса… Средневековье. Если оставляют в живых – превращают в рабов. Даже если пленные ислам принимают. – Садовников часто курил, нервно, с жадностью втягивая в себя дым импортной сигареты. – Там к американским трофейным пристрастился. Табак у них отменный, ничего не скажешь, а автоматы – с нашими «калашами»