Парад комедиантов. Вадим Вольфович Сухачевский

на одни только чувства, но и по здравым размышлениям. Пожалуй что, и я с вами соглашусь – отец Иероним тут ни при чем. И стало быть…

      – Стало быть, мы в тупике, – сокрушенно вздохнул фон Штраубе.

      – А вот здесь я с вами никак не согласен, – покачал головой Литта. – Мы вступили в лабиринт, а в нем каждый нащупанный и обозначенный тупик – это самая надежная веха на пути к выходу. Плутая, двигаясь покуда на ощупь, мы неуклонно приближаемся к нему, сын мой. Сей тупик обозначил только одно – что надо поискать несколько в стороне. До сих пор мы напоминали, как в той притче, глупца, который ищет потерянную вещь вблизи фонаря, словно лишь там она и могла потеряться. Точно так же мы искали злоумышленника среди орденских братьев, ибо все они для нас, можно сказать, под фонарем. Мы знаем о них почти все, знаем, за вычетом каких-то минут, что и когда они делали, знаем, что каждому из них ведомо устройство старинной орденской ловушки. Но отец Иероним совершенно справедливо сказал, что такое устройство могли изобрести и заново, как заново изобрели тот же порох через много веков после китайцев.

      – Но – кто же тогда? – спросил фон Штраубе.

      – А вот на этот вопрос, – сказал комтур, – мы найдем ответ не скоро, если найдем его вообще. Слишком огромен этот город. Посему вопрос должен быть задан иначе: не “кто”, а “почему”.

      – И вы догадываетесь – почему?

      – О, только предположения!

      – Каковы же они?

      – Мне почему-то кажется, что дело в неосторожных словах, которые вы произнесли в карете, – помните?

      – Но в карете не было никого, кроме орденских братьев, – напомнил фон Штраубе.

      – А вы вспомните, что я ответил вам тогда, – сказал комтур. – Я ответил, что и воздух здесь обладает слухом.

      – Полагаю, вы шутили?

      – Нет, я только позволил себе прибегнуть к образу. В действительности же воздух – порой превосходное укрытие для некоторых невидимок.

      – Вы верите в невидимок? – удивился фон Штраубе.

      – Имел повод поверить, – вздохнул граф. – И это вовсе не привидения из россказней про старинные рыцарские замки; нет, здешние невидимки пребывают вполне во плоти. И слух у них обычно преотменный. Ну а как бы иначе вы назвали карлика, который однажды ехал на запятках моей кареты, когда я вел беседу на весьма щекотливую тему… (ах, nomina sunt odiosa²³!..) с одним немаловажным лицом? Тогда мне это едва не стоило высылки из России. И таких карликов, я потом узнал, на службе у здешней Тайной экспедиции не менее дюжины, и все обладают таким слухом, что слышат сквозь стены. Здесь, может быть, еще не выучились так же изящно, как, например, во Франции, писать и изъясняться, но уж слушать здесь умеют, как более нигде, оттого здесь, в отличие от Франции, маловероятны революции.

      – Значит, император и наш нынешний гроссмейстер в безопасности? – заключил фон Штраубе.

      Комтур покачал головой:

      – Он в опасности, и ничуть не меньшей, чем несчастный Людовик Шестнадцатый! Только опасность, подстерегающая его

23

Букв. “имена ненавистны” (Лат.) Не будем называть имен.