Сочинения. Том 2. Иду на грозу. Зубр. Даниил Гранин

другим и включить моторы подсознания. Так поступал великий математик Пуанкаре. Моторы срабатывают, и в один прекрасный миг решение придет само, выскочит на поверхность из темных подкорковых глубин.

      – Важно дать задание своему подсознанию, – ораторствовал он, – и дальше можно не беспокоиться.

      – А спинной мозг годится? – совершенно серьезно спросил Алеша Микулин.

      Крылов стоял у окна, полузакрыв глаза. Потом он сердито сказал:

      – Эн должно быть больше нуля. Иначе молнии будут бить с земли в облака.

      – Это их дело, – сказал Песецкий, – мое дело – составить уравнение.

      – Но оно лишено физического смысла.

      – А какой смысл в молнии? – спросил Песецкий. – Ты можешь объяснить? Я полгода бьюсь над расчетом атмосферных помех. Какой в них смысл? Никакого смысла.

      Он обнял Крылова и сказал на ухо:

      – Брось ты мучиться. Все решится само собой. Всегда все решается независимо от нас.

      Утешив таким образом Крылова, он с еще большим воодушевлением принялся излагать всем встречным способы эксплуатации подсознательного мира.

      Глава четвертая

      Он поднялся по витой железной лестнице на радиолокационную башню. Радисты уехали в поле, и в аппаратной было темно. Сквозь щель жалюзи пробивался солнечный луч, круглый, золотистый, как бамбук. Крылов протянул руку, луч уткнулся в ладонь, и ладонь прозрачно засветилась.

      Казалось, этот луч пронзил его насквозь легким теплом, и от этой непривычной ласки Крылову стало жаль себя.

      Все эти месяцы после возвращения из командировки он жил в оцепенении, поглощенный тупой, возрастающей тоской. И вот сейчас, когда что-то должно было круто измениться в его жизни, его охватило беспокойство. Он чувствовал, что дело здесь не в предложении Голицына, скорее всего, тут была досада на то, что ему самому предстоит как-то определить себя, видеть себя, действовать. Но и это было не главное, главное же заключалось в тревожном предчувствии и ожидании – чего? Странно, что именно об этом он и не желал думать.

      Он осторожно трогал кончиками пальцев осязаемую пыльную поверхность луча. Отломать кусочек и послать вместо письма. Обломок луча в длинной коробочке. Почему она не отвечает? Он знал почему но придумывал другие объяснения.

      Он подставил лицо под луч и зажмурился.

      – Эх, Натаха ты, Натаха! – сказал он.

      В дальнем конце аппаратной послышался смешок. Крылов вздрогнул, пошарил на стене, повернул выключатель.

      – Эй! – раздался предостерегающий крик. На ящике сидел Агатов. Руки его шевелились в черном мешке для зарядки кассет. – Чуть не засветили мне пленку. Ну да теперь можно не гасить.

      – Простите, – пробормотал Крылов.

      Агатов довольно разглядывал его пылающую физиономию. Крылов понимал, что Агатов давно из темноты наблюдал за ним. Лучше всего было немедленно извиниться и уйти, но Крылов продолжал стоять, все более смущаясь, и чем дольше он стоял, тем невозможнее становилось уйти.

      – Забыл вас поздравить. – Агатов помолчал, наслаждаясь