Исправь меня, если сможешь. Виктория Королёва

на мою «неокрепшую» подростковую душу, не увидел, потому что глаза блестели, но уже не от слёз. Маму охватывал редкий приступ ярости.

      – Я не помню среди своих знакомых девушки с таким именем, – Мойра внимательно смотрела на меня. – Я уже могу идти? – нетерпеливо спросил я.

      Мама отрицательно покачала головой. Сбежать не было возможности. Особенно под таким тяжелым взглядом, всё-таки в руках этой женщины три мужика и если она и проявляла жесткость, то спорить было нереально.

      Моя мать – героиня! Она воспитала двоих сыновей, угомонила весьма ветреного мужа и всегда находилась в изумительной форме. Мы никогда не слышали и не видели, как рыдает тёмной ночью в подушку наша мать. Никогда она не показывала, насколько слаба, и насколько ей обидно. Сильная женщина сильна во всём.

      Неоднократно на наших глазах отец приходил в стельку пьяным – Мойра лишь отправляла нас спать, а сама разговаривала с отцом, тщетно пытаясь доказать, что он подаёт негативный пример сыновьям. Нам было по пять-шесть лет.

      Отцу было всё нипочём, и однажды он, глядя в глаза Мойре, в нашем присутствии сказал следующее: «Ты слишком мнительна! И меня тошнит от твоего благородства! Поняла? Ты никогда не сравнишься с Викторией!». Тогда мы ничего не поняли, а спросить побоялись. В тот вечер мама лишь улыбнулась своему обидчику и настоятельно посоветовала отправиться в спальню, дабы не пугать детей. А сама спокойно отправилась с нами в детскую для того, чтобы прочитать сказку про Синдбада-Морехода, который смел и отважен, и бесстрашно смотрел смерти в глаза, попутно не давая в обиду слабых и обездоленных.

      Спустя годы я понимаю, что такой выдержке как у Мойры может позавидовать любая женщина мира: она не только не развернулась и не ушла от неверного мужа, она продолжала жить с ним и воспитывать нас, вкладывая душу. Отец есть отец, и, по сути, мы должны быть с ним близки, но нет, нас объединяет только половая принадлежность. У детей не должно быть разделения, ребёнок должен любить своих родителей. И Мойра прививала это чувство с детства, но я не мог – мать навсегда останется в моём сердце на первом месте. Этого не изменишь. Да, я люблю отца, но не могу простить того, как он поступал с ней на протяжении всего моего детства. Это что-то вроде раны – она не затягивается. Конечно, я помню, как мы вместе с отцом строили планер, играли в футбол, он учил нас стрелять. Люди запоминают не только хорошее, они запоминают наиболее яркие моменты. И не важно, какая подоплёка была в этот момент!

      Прошло некоторое время, и отец осознал, или какой-то другой импульс всё-таки позволил сохранить семью. Мы любили и чтили отца, несмотря на то, какую боль он причинял нашей матери. С Нейтом данный вопрос я никогда не обсуждал, да и зачем?

      Ни тени усталости на лице моей матери за все те годы, что я себя помню, только полная отдача и лучезарная улыбка. Она считала это долгом и полностью отдавалась нашему воспитанию. Воистину идеальная мать!

      – Нет! – весьма жёстко сказала Мойра, и меня пригвоздило к дивану.

      Несмотря на очень добрую и чистую душу, моя мать может быть деспотом.