Судьбы таинственны веленья… Философские категории в публицистике славянофилов. В. Н. Греков

должен выбирать свой путь… Также, как читатель, подвергающий сомнению миф о золотом веке.

      Глава III

      «Сознание, распавшееся на две стороны»

      (Диалог и полифония в критике И. Киреевского)

      Диалог рождается в дружеской беседе, в ученом размышлении, предполагающем интерес к собеседнику Диалог нуждается в свободе, в том числе в свободном желании узнать иную точку зрения. Кружок любомудров, в котором участвовал Иван Киреевский, воспитывал такую свободу Читая немецких философов, обсуждая свои собственные сочинения, члены кружка учились сравнивать разные точки зрения, доказывать свою позицию, опровергать оппонентов. Диалог выходит за рамки чисто стилистического, риторического приема и становится принципом организации материала. Свободная игра разума и душевных сил» (В. Котельников), в которой вначале проявлялось творческое начало Киреевского, предрасполагало к диалогу. В начале 1829 г. он едет в Германию, слушает лекции немецких философов и обсуждает их в письмах домой. Такое обсуждение приучало внимательно выслушать собеседника, понять его и только потом формулировать свои вопросы и выводы. Это, опять-таки, приближало к диалогу. Поэтому в первых же критических статьях И. Киреевского автор вступает в диалог и со своими предполагаемыми читателями, и с коллегами-критиками.

      Иначе говоря, диалог нужен не для спора, не как формальный стилистический или ораторский прием, а как метод критического анализа и постижения текста. Диалог впервые вводит в публицистику Н.М. Карамзин (разговоры Филалета и Мелодора), в критике к нему прибегают Д.В. Веневитинов, Н.И. Надеждин, несколько позднее – В.Ф. Одоевский, С.Т. Аксаков, С.П. Шевырев, В.Г. Белинский. Диалог Киреевского несет в себе желание разобраться в разных точках зрения, сопоставить их, убедить читателя, а не навязать ему свою теорию. Однако же это было скорее исключением, чем правилом. Ведь литературная критика (как и публицистика в целом) обычно тяготеет к монологизму. Авторское слово и автор-ское мнение обычно не просто преобладают в тексте, становятся единственным приемом, единственным основанием, которое предлагается читателю, чтобы объяснить какое-то произведение. Автор критической статьи откровенно навязывает свое мнение, он возражает, а не спорит. Спор стал бы появлением в тексте «второго голоса». Однако то, что мы называем полемикой, часто оказывается за пределами текста критической статьи. Она реализуется во взаимодействии и противостоянии двух текстов – произведения и его критики. «Внутри» же критической статьи псевдодиалог приводит к развитию чисто риторических оборотов. В таких случаях полемика, даже в блестящих статьях А.С. Пушкина, приобретает форму «статьи-угрозы», «статьи-предостережения» («Торжество дружбы…», «Несколько слов о мизинце г-на Булгарина…» и т. и.). Вместе с тем, в критике и публицистике Пушкина встречается и другой, довольно редкий, по мнению Б.Ф. Егорова, жанр – «литературные параллели».[45] Этот жанр предполагает

45

Егоров Б.Ф. О жанрах литературно-критических статей Пушкина // Болдинские чтения. Вып. 3. Горький, 1978. С. 54.