Праздник лишних орлов (сборник). Александр Бушковский

и вовсе без слов…

      – И не ссоритесь никогда, что ли?

      – Нет, почему, ссоримся иногда, конечно. Она мучится, переживает, пытается мне нервы трепать.

      – А ты?

      – Ну, я тоже… Вроде нервничаю. Не так сильно, как она, но…

      – Из-за чего ссоритесь-то?

      – Мало внимания ей уделяю. Говорит, не чувствует любви.

      – И?

      – Мне хорошо с ней! Что это, не любовь? Да и других дел полно, так ведь?

      – Не знаю…

      – Я хочу ее даже чаще, чем она меня, хоть она моложе… Погоди, звонит кто-то. Да. Привет. Нет, сегодня нет. Завтра позвоню. Да точно, точно… Все, пока, целую… Так, о чем мы?

      – Она?

      – Нет. Другая. Ты ее знаешь.

      – А-а… Да. Тоже красавица.

      – Представляешь, а с этой мне даже говорить не о чем. Я же их обеих давным-давно знаю, обе еще школьницами были, когда знакомился. Одна умная, другая… Не смог бы с ней жить. Через неделю убил бы. Дома все кувырком, одни тряпки на уме. Пока маленькая была, жалел, берег. Она нескладная такая, коленки торчали, хвосты в разные стороны. Потом выросла, сколько-то не видел, а как встретил… Главное, не люблю ее. Что в ней такого? Стерва она, что ли? Вроде нет. Скромно себя ведет. Но как притронусь, думать больше ни о чем не хочу. А она еще меня успокаивает и сама переживает. Грустит. Но как-то несерьезно грустит или виду не показывает…

      – Что говорит?

      – Говорит, любит меня. С детства. И всегда, мол, будет.

      – Ну, это еще бабушка надвое…

      – Может быть, и так.

      – Ты все-таки что сам думаешь?

      – Жду, когда все это кончится. Противно иногда.

      – Ничего, когда-нибудь кончится, когда сам себе окончательно опротивеешь. Или старым станешь. Да ладно, не парься ты!

      – А я и не парюсь…

      – А я и не парюсь. С этими бабами кому как повезет, – поддержал Горе, – любого запутать могут. Вот Фома тоже ведь неспроста развелся. И ничего не говорит, все в себе. Хоть бы рассказал, что да как, авось не так тоскливо было бы.

      – Ты же знаешь его, он ни в чьих советах не нуждается. Все сам, упрямый, как… – Пух не нашел подходящего слова. – Мне тоже ничего не говорил, самому надо догадываться. Жена у него красивая, образованная, на должности. Характер под стать Фоме, пальца в рот не клади. Видать, где-то нашла у них коса на камень, и всё. Никто не отступит. Дочка между двух огней.

      – В натуре, только девку мучают. Зачем рожали, если никто ей не занимается, не воспитывает?

      – Тебя-то много воспитывали? – Пух удивился таким речам.

      – Я – другое дело.

      – Там такая девушка, сама кого хочешь воспитает. Выше мамы.

      – Все равно, ребенок еще. Вспомни себя. – Горе был серьезен. – В армии небось плакал по ночам без мамы?

      – Ты вообще сидел в эти годы. – Пух оставался спокойным.

      – Поэтому и жалею, что ребенка упускают. Будь у меня в детстве нормальная семья, жизнь по-другому бы сложилась. Не пришлось бы на голых пятках бычки гасить! У вас, пижонов, настоящее детство было, а вы все приключений ищете! – Его по-тихому закусило.

      – Ты давай не обобщай! Что завелся-то? – Пух старался говорить мягче. –