Неизвестный Алексеев. Том 3: Неизданная проза Геннадия Алексеева. Геннадий Алексеев

Меня пропускают, и я прохожу за глухую деревянную перегородку. Здесь еще раз проверяют билет и смотрят в паспорт. Потом у меня отбирают мою дорожную сумку и просят пройти по какому-то таинственному мостику, выстланному рифленой резиной, рядом с которым стоит милиционер. После прохождения мостика мне возвращают сумку, и я облегченно вздыхаю – кажется, все контрольные процедуры закончены. Но через десять метров снова барьер, и служительница аэрофлота опять проверяет билет и паспорт.

      Разозленный бесконечными проверками и почти ощущая себя международным террористом, я ступаю на ленту длинного горизонтального эскалатора (наверное, это устройство называется как-то по-другому) и медленно двигаюсь под землей в глубь летного поля. Затем подымаюсь на обыкновенном, наклонном эскалаторе и оказываюсь в просторном круглом зале со стеклянными стенами. За стеклом белеют тела самолетов, торчат их высокие хвосты.

      В толпе пассажиров стою в очереди у трапа. Под брюхом нашего самолета аэродромный рабочий. В его руке стеклянная полулитровая банка из-под соленых огурцов или бобов в томате, к которой прикручена проволочная ручка. Рядом, на асфальте, – обыкновенное оцинкованное ведро. С помощью банки рабочий извлекает из самолетного чрева какую-то жидкость и сливает ее в ведро. Я улыбаюсь, мне очень хочется расхохотаться: новейший, похожий на космический корабль воздушный лайнер – и такое заурядное, древнее жестяное ведро и такая жалкая стеклянная банка.

      На трапе у меня в последний раз проверяют билет, и вскоре я погружаюсь в мягкое удобное самолетное кресло. По проходу между кресел снуют симпатичные и весьма приветливые стюардессы. Они раздают гигиенические пакеты и напоминают о том, что надо пристегнуться к креслу ремнем.

      Наш ТУ-154 выруливает на взлетную полосу. Из окошка мне видно, как с этой полосы через каждые 2–3 минуты взлетают такие же ТУ и еще более импозантные ИЛ-62. Это зрелище завораживает. Таинственен, непостижим момент отрыва гигантского металлического аппарата от земли, когда крылатая громада, до отказа набитая людьми и всякими сложнейшими механизмами, вдруг как бы теряет свой непомерный вес и устремляется в небеса, влекомая какой-то сверхъестественной силой.

      Вот и мы встали на свое место в начале полуторакилометровой прямой бетонной дороги. Наши моторы засвистели, потом загудели. Наконец издаваемый нами звук превратился в оглушительный рев, и мы помчались по бетону, все более и более убыстряя свой бег. Сначала все мелькало, а потом исчезло – превратилось в какие-то разноцветные полосы.

      Как всегда при взлете, стало страшновато. Что ни говори, а передвижение по воздуху – испытание судьбы.

      Я поглядел по сторонам. Рядом сидела пожилая супружеская пара довольно простецкого вида. Женщина, как видно, тоже робея, закрыла глаза. Ее муж безучастно глядел в окно. По другую сторону прохода сидела молодая блондинка с ребенком лет трех. Ребенок, видимо, тоже почувствовав ответственность момента, молча прижимался к материнской груди. «Если что случится, – подумал я, – все эти случайные незнакомые люди