Санкта-Психо. Юхан Теорин

ограды.

      Сняли куртки и дисциплинированно пошли мыть руки, после чего Ян проводил Катинку к лифту на свидание с матерью. Посадил в лифт и вернулся – час сказок. По распорядку дня – час сказок.

      Он выбрал «Пеппи Длинныйчулок» и особенно обратил внимание на рассуждения Пеппи: если ты по-настоящему большой, значит, должен быть по-настоящему добрым.

      Закончив читать, он попросил Натали, Жозефин, Лео и Хуго задержаться, попросил их сесть в кружок на пол и сам сел рядом:

      – Я видел, как вы играли в лесу сегодня.

      Дети улыбались, как ему показалось, смущенно… Или просто не поняли, о чем он.

      – И вы оставили кое-что на тропинке… маленькую мышку.

      Наконец-то сообразили. Жозефин показывает пальцем на Лео:

      – Это он на нее наступил!

      – Она была больная! Лежала на тропинке и не шевелилась.

      – Шевелилась, шевелилась! Она ползла…

      Ян послушал, как они переругиваются, и продолжил:

      – А теперь мышка умерла. Теперь она уже не ползет.

      Дети затихли и уставились на него.

      – И как, вы думаете, она себя чувствовала перед смертью? – Молчание. Ян смотрит им в глаза, всем по очереди. – А кому-нибудь жалко эту мышку?

      Молчание. Все смотрят в пол, кроме Лео. Лео смотрит на него… если бы мальчик был постарше, Ян сказал бы, что вызывающе.

      – Вы тыкали палками в живую мышку, она была вся в крови. И неужели никому ее не жалко?

      После паузы самый маленький, Хуго, робко кивает.

      – Хорошо, Хуго… еще кто-нибудь?

      Натали и Жозефин не сразу, но тоже кивают. Лео отводит глаза и бормочет что-то. Что-то насчет папы и мамы.

      – Что ты сказал, Лео? – Ян нагнулся к нему, чтобы лучше слышать.

      Лео молчит. Можно, конечно, прижать его, но тогда он начнет плакать.

      Папа делал с мамой то же самое.

      Неужели он так сказал? Ян решил, что ослышался. Хотел переспросить, но решил – не надо.

      – Хорошо, что мы об этом поговорили, – сказал он вместо этого.

      Дети поняли, что разговор окончен, и брызнули в разные стороны.

      Поняли ли они хоть что-то? Он сам на всю жизнь запомнил урок, который преподал ему учитель, когда ему было восемь и они с приятелями играли в нацистов. Маршировали по школьному двору, кричали «Хайль Гитлер!» и чувствовали себя крутыми – как же! Маршировали в такт, не сбиваясь. Учитель подошел к ним и произнес слово, которое они никогда до этого не слышали.

      – Аушвиц! – крикнул он. – Вы что, не знаете, что там было? Вы не знаете, что делали нацисты с людьми в Аушвице? С взрослыми и детьми?

      Никто не знал. И тогда он рассказал им про набитые людьми товарные поезда, про печи крематориев, про горы обуви и одежды. На этом игры в нацистов закончились.

      Ян встал и пошел в игровую – час пения. Распорядок… он был почти уверен, что там, в отделениях Санкта-Патриции, тоже все подчинено распорядку дня. День за днем. Все и всегда в одно и то же время, по наезженной колее.

      Дети мучали мышку не со зла – Ян отказывался верить, что это был их злой умысел, хотя сам