Пряник с черной икрой. Дарья Донцова

скорбное лицо.

      – Да, да, конечно, понимаю. Спрашивайте. Правда, ничего интересного я не сообщу, наше знакомство шапочное. Но всегда готов помочь. Итак?

      Я положила руки на подлокотники кресла.

      – Зачем вы вчера поздно вечером заходили к Реутовой?

      Профессор изобразил удивление:

      – Кто?

      – Вы вчера вечером поздно заходили в гости к Надежде Владимировне, – чуть не по слогам повторила я. – У квартиры Реутовой громкий и оригинальный звонок, он издает лай. Вы, стоя на лестничной клетке, сказали: «Это Зиновий Павлович». Затем вошли и почти сразу вышли.

      Профессор сцепил пальцы рук в замок.

      – Простите. Начисто забыл. Сейчас пишу новую книгу, весь в ней. Да, действительно, я заглянул к Надюше, надо же, совсем из головы вылетело.

      «Ага, – отметила я про себя, – у него Реутова теперь Надюша».

      – Просто поговорить заскочили?

      – Да, да, о ерунде поболтать, – обрадовался подсказке Зиновий Павлович.

      – За пару минут наговорились? – уточнила я.

      – У Надюши голова болела, – придумал очередную версию Цыганков, – она честно сказала: мигрень. Ах ты боже мой, наверное, у бедняги инсульт начинался.

      – И вы ушли просто так? – укорила я профессора. – Не предложили соседке таблетку?

      – Я сострадательный человек, – забеспокоился ученый, – если вы думаете, что я не помог, то это не так. Предложил Надежде Владимировне пилюли. Она их приняла.

      – И потом умерла, – заявила я, – на тумбочке у кровати пустой блистер нашли.

      Зиновий Павлович открыл рот.

      – Нет!

      – Реутова точно скончалась, – возразила я. И, усмехнувшись про себя, добавила: – А вас теперь заподозрят в содействии ее смерти.

      – Меня? – перепугался хозяин. – За что?

      – За лекарство, – уточнила я. – Медикаменты порой могут вместо пользы вред принести. Если при поносе слабительное примете, что получится?

      Лоб профессора покрылся мелкими капельками пота. Я решила закрепить успех.

      – Вчера Надежда Владимировна стояла у дверей ваших апартаментов. Я слышала ее слова: «Знаю, чем ты занимаешься». Увидев меня, Реутова сообразила: я слышала ее фразу, – поэтому принялась изображать, будто поет популярную песенку. Но я предполагаю, что она заподозрила вас, Зиновий Павлович, в неблаговидном поведении. Вы сидели в квартире тихо, не откликнулись. А когда все ушли, спустились к Реутовой и завели с ней непростой разговор, в процессе которого решили убрать ее со своего пути. Попросту сказать, убить. Почему? У меня есть предположение: возможно, вы изменяете супруге, а Реутова пыталась вас шантажировать.

      – Хорошо, хорошо, хорошо, – зачастил профессор. – Евлампия, дорогая, поймите меня правильно… я честный человек… прекрасный муж…

      Я терпеливо слушала сбивчивый рассказ Зиновия Петровича и в конце концов узнала, как развивались события.

      …Доктору наук хорошо за шестьдесят, но он до сих пор нежно любит молодых девушек, в особенности тех, кому от восемнадцати до двадцати