Лолита-Аэлита. Никита Фроловский

одну из них, всю древнюю, черную, кожаную и как будто осыпающуюся. Поверх изображения во весь кадр появляется стрелка мышки. Характерный щелчок.

      На экране две ведьмы, завернутые в какое-то дикое тряпье, дерутся страшным образом как на соревнованиях по реслингу, только по-настоящему. Бьют они друг дружку как попало и чем попало. Под руками у них много предметов – метлы, ступы, кочерги. Постепенно тряпье рвется в лоскуты, обнажая… (телами это назвать трудно) что-то ужасное, замшелое и коростовое.

      Лицо человека становится мстительно-сосредоточенным. Он, как пианист, виртуозно набирает некую комбинацию и, уже победно улыбаясь, завершающий аккорд.

      Во весь экран вспыхивает огонь. Языки пламени лижут полуживых ведьм, они визжат и пытаются выползти, а когда сильно поджаривает и выпрыгнуть из огня, но доступное им пространство ограничено рамками экрана и скрыться от огня невозможно. Вскоре они обугливаются окончательно и рассыпаются в прах.

      Неприятный гасит экран.

      На месте древней книжки вьется сизый дымок.

      Снаружи в дверь центра ломится толпа людей в камуфляже. Такие же люди прыгают с крыши на веревках и пытаются разбить своими тяжеленными ботинками толстое как броня стекло. В конце концов они просто повисают и только один истерически выпускает в раму окна короткую очередь. Пули плющатся об стекло и свинцовые шайбочки ссыпаются на карниз с глухим звуком. Истеричный устало говорит в рацию:

      – Колбаса не порох, жизнь тире копейка. Признаю, ухожу в отставку.

      – Не суетись,– отвечает ему, устало тоже валяющийся у двери центра, его близнец, для порядку слегка постукивающий в пресловутую дверь автоматом. У остальных и на это нет никаких сил.

      В помещении центра вдруг сразу звенят и пищат множество звуков и звоночков, зажигаются разноцветные экраны и лампочки. Неприятный в это время придирчиво выбирает галстук. Во всю мощь звенит старомодный телефонный звонок. Неприятный видит, как на одном из экранов появляется несусветный набор цифр и знаков. Удовлетворенно усмехнувшись, он говорит в воздух:

      – Алло!– и расхаживает по квартире, рассовывая по карманам мелкие предметы и поглядывая на бессмысленно болтающихся за окном бойцов камуфляжной службы.

      Непонятно откуда ему отвечает потусторонний голос:

      – Что же ты так привязался, урод?

      Неприятный нажимает какую-то пищалку – экраны вибрируют и взвывают как-будто от дикой боли. Он хохочет.

      – Может хоть так вы поймете, что я ощущаю каждую минуту, каждую секунду уже пять лет с тех пор как…

      Голос:

      – Да когда же ты поймешь, что у нас нет над ней власти?

      – Все у вас есть, что мне нужно,– уверенно отвечает Неприятный.

      Голос:

      – Ладно, хакер, нам с тобой не справится, забирай ее себе.

      – Давно бы так, нечистая сила,– усмехается Неприятный,– теперь подробности.

      Голос:

      – Подробности на центральном кладбище.

      – Когда?– спрашивает Неприятный.

      Голос:

      – А гарантии?

      – Только мое доброе расположение,– он наслаждается своей силой,– впрочем, если я получу свое – оставлю вас в покое, да и вообще всех оставлю в покое.

      Говорит голос и одновременно на одном из мониторов появляется бегущая строка:

      “ В эту или любую удобную для Вас ночь”.

      Неприятный щелкает пальцами, как в комиксе и проходит в ванную комнату. В наполовину наполненной ванне плавает в воде темно-бордовая роза на длинном шипастом стебле. Неприятный бережно вынимает ее из воды, несет к портрету девушки и благоговейно засовывает под золоченную раму так, что как будто девушка с картины приняла ее.

      В прозрачном лифте Неприятный с той самой девушкой необыкновенной красоты поднимаются на крышу небоскреба и попадают в кафе, где все сделано из стекла и всяких подобных материалов. Метрдотель и официанты одеты в зеркальные костюмы и в них все отражается. Столик мгновенно сервируется стайкой официантов, еще и удесятеряющейся и преломляющейся в размерах, и вместе с нашими посетителями в причудливых креслах мгновенно и далеко выдвигается в воздух над мегаполисом и повисает над необъятным глазу и разуму пейзажем.

      – Почему твои глаза сияют таким мрачным торжеством?– спрашивает Девушка,– и откуда у тебя деньги ходить сюда?

      – Были кое-какие сбережения и я решил их потратить,– отвечает он.

      – Оставил бы на черный день, мало ли что,– смеется она,– на меня-то все равно тратить бессмысленно.

      – Черного дня не будет,– говорит он раздельно,– трачу я их не на тебя, и даже не на себя, а так просто.

      – Ты меня и пугаешь и радуешь,– говорит она с легкой лукавинкой,– неужели ты решил покончить с собой?

      – Нет, я решил, что теперь ты полюбишь меня.

      Девушка хохочет так, что чуть не сваливается с кресла в сверкающий город.

      – С чего бы это?– насмешливо