Не уйдешь далеко, господи… Рассказы. Алексей Морозов

подметать двор. Начал от забора. Поднял пыль, натянул ворот рубашки на нос, оставив на воле одни глаза. Подол рубашки задрался, даря взгляду Ильи Никодимыча темный от загара плоский живот.

      Где-то в поле заклекотала какая-то птица. В разные стороны от Яшки с руганью брызнули драные куры. Метла с красивым «шшиих-шшиих» рисовала на земле изогнутые следы.

      Забыв обо всем на свете, Илья Никодимыч погружался в тягучую пучину сладострастия. Проблемы остались где-то за пределами понимания. Все живы, все здоровы, у всех планы. И у него тоже. И лучше бы, чтобы поскорее.

      – Яшк! – позвал он, щурясь на заходящее теплое солнце.

      Конюх остановился, посмотрел в сторону хозяина.

      – Дело у меня к тебе.

      – А чо?

      – Я к тебе завтра ночью приду, расскажу. Помойся как следует.

      – А мыться-то зачем?

      – А пыльно же. Смотри, нагнал тут.

      – Это потому, что надо было травой тут все засадить, Илья Никодимыч. Я водой побрызгаю.

      – Ты погоди про траву. Ты меня слышал?

      – Слышал.

      – Вот и мети дальше.

      – Хорошо.

      – Подметай лучше, чтобы чистота везде светилась.

      Все для себя решив, Илья Никодимыч развернулся и зашел в дом. Прислушался, осмотрелся, по-хозяйски отметив, что ступени, ведущие на террасу, стали скрипеть.

      Вслед ему музыкой с неизвестным мотивом бежало затихающее «шшиих-шшиих…».

      Ночь угомонила всех обитателей огромного дома. Наработавшись за день, слуги ложились спать засветло, домашние, судя по оглушающей тишине, решили сделать то же самое.

      Илья Никодимыч, перекрестившись, сел на край дивана у себя в кабинете. Он решил, что пойдет к Яшке сегодня, а не завтра, но позже, сведя риск встретить кого-то на пути. А дальше будь что будет.

      Часы показывали половину второго ночи. Илья Никодимыч к этому времени уже раз пять переменил решение.

      В два часа он стал потихоньку прикладываться к бутылке коньяка, которую жена берегла для лечения зимней простуды, и которую он благополучно свистнул сегодня из кухонного шкафа.

      К трем часам пополуночи, основательно накачавшись алкоголем и смелостью, Илья Никодимыч стал медленно продвигаться к выходу из дома. Он шел мелкими шагами, держа в одной руке зажженную свечечку, а в другой бутылку. Глаза при этом у него были выпучены, взгляд выхватывал из плохо озаряемого слабым свечением пламени маршрута все его изгибы. Путь напрямую вел к исполнению желаний, но Илья Никодимыч все же трусил. Он испытывал страх быть отвергнутым, и, как следствие, испытать сильное чувство позорящей его беспомощности, но все равно упрямо шел через комнаты и коридоры, кляня на чем свет стоит скрипящие ступени террасы, до которых еще не добрался.

      Где-то, ему показалось, хлопнули дверью, мягко и негромко. Илья Никодимыч заметался на ровном месте, прикладываясь то боком к стене, то натыкаясь на стулья или край комода. Создавая шум, он, тем не менее, прекрасно слышал,