Кляуза. Жизнь за квартиру (сборник). Владимир Вычугжанин

кто написал? – столь же нахально поинтересовался Пеньчук.

      – Кто надо! – отрезал Крутяков, но тут же смягчил ситуацию. – Организатор нынешнего мероприятия! Так вы – за кого? За директора или за Сопелева?

      На этот раз вопрос был задан в лоб, уклониться от ответа Пеньчуку не представлялось возможным.

      – Я – за правду! – смело заявил репортер. Крутяков ехидно улыбнулся.

      – За какую правду? – спросил он, неожиданно посерьезнев. – Если бы ваша газета искала правду, то не рылась бы в грязном белье преподавателей, а попыталась бы ответить на волнующие всех вопросы?

      – Это на какие же?

      – На какие?! Во-первых, почему все большие предприятия области лежат на боку? Во-вторых, что творится у нас в сельском хозяйстве – ведь все под корешок разрушила «прихватизация»! Но за такое любопытство вашему брату, газетчику, запросто можно оттуда (Крутяков ткнул пальцем вверх) крепко по башке получить! Но тогда бы вас уважали люди, вот тогда вы бы по праву назывались «Рабочим словом». А так… Да что там говорить – попусту время тратить! Вот вы, молодой человек, выясните сначала, хотя бы для себя: кто сообща ворует деньги в нашем лицее и в вашей редакции? Слабо? Может быть, тогда и анонима не понадобится вычислять?

      Крутяков разошелся не на шутку. На него даже шикнули, и он обиженно умолк, отвернувшись от репортера.

      Собрание между тем набирало ход. Выходившие на трибуну клеймили позором тех, кто мешает «творческому процессу». Только сейчас Пеньчук заметил, что в руке у каждого оратора торчит заготовленная шпаргалка. Педагог Руденко по бумажке заявил, что он вообще боится говорить при Сопелеве – никогда не знаешь, чем обернуться для тебя твои же собственные слова.

      Интеллигентные супруги – преподаватели Тарасюки чуть ли не хором твердили о том, как тлетворно влияет деятельность Сопелева на обстановку в педагогическом коллективе, на юные души учащихся.

      Завершились яркие обличения… рыданиями. Надежда Павловна Осинская, вытирая шпаргалкой то ли слезы, то ли слюни, запричитала с трибуны о том, что директор-то наш бедненький, Виталий Константинович, так старается, так, можно сказать, убивается ради блага родного коллектива! А какой-то, извините, интриган, какой-то, извините, выскочка (бурные аплодисменты), подрывает и авторитет лицея, и здоровье нашего дорогого руководителя! (Бурные продолжительные аплодисменты).

      Торжество победителей сильно подпортило неожиданное появление на сцене самого «кляузника». Сопелев размахивал обеими руками с зажатыми в них листками, чем невольно привлек к себе внимание зала и заставил умолкнуть недовольно ворчавших противников.

      – Вот – это так называемый отчет уважаемой комиссии! – Геннадий Федорович высоко над головой, чтобы видно было всем, поднял своей правой тоненькой ручкой один лист. – А вот – его черновик! – Сопелев протянул левой рукой другой листок к глазам собравшихся. – Узнаете почерк? Да-да, это рука нашего любимого директора! Ответьте