Срыв. Степка Воробей

маленькие станции – всё это проносилось мимо окна, и он удивлялся, что жизнь, как ни в чём ни бывало, идёт дальше. Люди куда-то ехали, кто-то с кем-то разговаривал, а в соседнем купе громко смеялись. Заходившее с другой стороны поезда солнце подсвечивало всё жёлто-оранжевым светом и придавало проплывавшим за окном пейзажам загадочный вид.

      Обычно это время дня навевало на него романтическую тоску, и теперь он не мог её изгнать. Хотелось, как в молодости, писать стихи или гулять с женой, только обязательно держась за руки. Порой ему вдруг хотелось страстно влюбиться, да так, как он когда-то влюбился в свою Валентину. Иностранец, который подарил ему бумажник, видно, разбирался в психологии и рассказал ему, что все мужчины в возрасте между сорока и пятьюдесятью годами переживают кризис. Он назвал это мудрёным английским словом, которое в переводе вроде бы означает «кризис середины жизни». Некоторых тогда полностью выносит из колеи. Может быть, у него сейчас тоже такое?

      Надо расслабиться и обдумать произошедшее. «Что это такое со мной произошло? Есть ли для меня возврат? Как на всё это смотрит Бог? Что мне сказать жене? А говорить ли вообще?» Скоро ему выходить, и как смотреть братьям в глаза? Можно ли продолжать служение? Что делать? Как быть?

      Эти вопросы роем кружились в его голове, теснили друг друга. Он не успевал сосредоточиться ни на одном из них, не успевал принять какое-либо конкретное решение. И вдруг он почувствовал в себе небольшое облегчение оттого, что ещё несколько дней будет находиться вдали от дома – может быть, удастся успокоиться и обдумать создавшееся положение.

      В таких сумбурных размышлениях прошёл остаток пути. На улице стемнело, в вагоне зажгли электрический свет. Муха исчезла, видимо залезла на ночь в какую-то щель. Скоро выходить. А он так и не принял никакого решения по всем мучившим его вопросам. Как хорошо всё было – и вдруг сатана всё поломал, разрушил.

      Но действительно ли всё было хорошо? Не катился ли он уже давно к этой точке? Не находился ли уже давно на самом краю обрыва? Нет, об этом он сейчас думать не хотел. Да и некогда, приближается станция.

      – Добро пожаловать, Олег Николаевич, приветствуем вас. Как доехали? Всё нормально?

      – Приветствую вас, да, конечно, всё замечательно.

      И сам ужаснулся от того, как легко соскочила с его языка ложь. Вместо того чтобы рухнуть на колени и громко исповедовать свой грех – «всё хорошо».

      – Пойдёмте, на стоянке нас ждёт машина, а дома вкусный ужин, поди проголодались?

      – Спасибо, есть немного.

      Вначале он подумал, что братья по лицу увидят, что с ним что-то не в порядке. Ему казалось, что на нём с этого момента будет стоять клеймо. А оказывается, никто ничего вроде бы не замечает. Но, может быть, это только поначалу, в темноте всё нормально, а потом, по ходу вечера, всё раскроется? Может быть, лучше сразу всё исповедовать? Не ждать, пока народ догадается?

      Он был рад, что вечером не надо будет идти на собрание, предстояла только беседа с руководящими братьями.

      Ужин