Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов. Эмилио Сальгари

тип! – возмущенно воскликнул Перпиньяно. – Сражаться против нас, своих братьев по оружию!

      – Как только он выздоровеет, его сделают капитаном турецкого войска. Ему пообещал это звание один из пашей.

      – Этот человек, наверное, смертельно меня ненавидит, хотя я не сделал ему ничего плохого, разве что…

      – Что такое, капитан? – спросил венецианец, поскольку тот вдруг неожиданно умолк.

      Вместо ответа Капитан Темпеста спросил у араба:

      – Пока ничего?

      – Ничего, господин, – с отчаянием произнес Эль-Кадур. – Я не знаю, почему они держат в тайне место, где находится синьор Л’Юссьер.

      – Но не может такого быть, чтобы этого никто не знал, – вздохнул Капитан Темпеста. – А что, если его убили? О боже! Даже подумать страшно!

      – Нет, господин, он жив, это точно. Думаю, его держат в каком-нибудь из береговых замков, в надежде заставить его принять ислам. Он ценный воин, и турки охотно принимают таких, как он, в свои ряды. Им нужны дельные командиры для бесчисленных, но абсолютно недисциплинированных орд.

      Капитан Темпеста опустился на груду обломков, словно его одолела внезапная слабость.

      Оба, и араб и Перпиньяно, смотрели на него с глубоким сочувствием.

      – Неужели я никогда не узнаю, что с ним случилось? – прошептала сквозь глухое рыдание юная герцогиня.

      – Не отчаивайтесь, господин, – сказал араб. – Я не откажусь от своих ночных вылазок, пока не узнаю, где его держат. Но узнать, что он жив, – уже немало.

      – Но у тебя нет тому доказательств, мой добрый Эль-Кадур.

      – Это правда, но, если бы его убили, в лагере наверняка бы об этом знали.

      – Но тогда почему они так тщательно скрывают, где он?

      – Не знаю, господин.

      В этот момент ночную тишину разорвал ужасающий грохот.

      В турецком лагере взвизгнули трубы и зарокотали барабаны, раздались крики и выстрелы.

      Словно по волшебству, зажглись тысячи и тысячи факелов, и по широкому полю побежали огоньки, собираясь там, где возвышался шатер великого визиря, главнокомандующего турецкой орды.

      Капитан Темпеста, Перпиньяно и Эль-Кадур тотчас приникли к парапету, а часовые христиан затрубили тревогу. Венецианские воины выбежали из казематов, где они отдыхали, похватали оружие и устремились к стенам города.

      – Турки готовятся ко всеобщему наступлению, – сказал Капитан Темпеста.

      – Нет, господин, – спокойным голосом отозвался араб. – Это восстание в турецком лагере, оно готовилось вплоть до сегодняшнего утра и вот теперь началось.

      – Восстание против кого?

      – Против великого визиря Мустафы.

      – Но какова цель восставших? – спросил Перпиньяно.

      – Заставить его возобновить осаду города. Войска уже восемь дней бездействуют, и они ропщут.

      – Ну да, мы это заметили, – сказал Перпиньяно. – Может, великий визирь заболел?

      – Да нет, он в добром здравии. А вот сердце его в цепях.

      – Что ты хочешь этим сказать, Эль-Кадур? – спросил Капитан Темпеста.

      – Его