Илья Муромец. Святой богатырь. Борис Алмазов

Зверски запылали всех раненых, в том числе и нехристиан. Но особо изощренные пытки ждали нескольких священников, кои делили все тяготы похода и войны с дружиной… Святослав решил начать поход на Киев! На сына своего Ярополка, ежели он не подчинится его приказу! Сжечь все христианские церкви! И по своем возвращении изгубили всех христиан!

      Весть об этом прилетела стрелою. Киев затворил ворота. В церквах собрались христиане, готовясь к мученической смерти…

      Немудрено, что известие о точном времени перехода днепровских порогов ратью Святослава стало тут же известно дружественным Киеву печенегам.

      Кто донес весть до хана Кури, что кочевал по левому берегу Днепра? Да и нужно ли было таиться, если около Ярополка, держа слово, данное старой княгине, был печенег Ильдей, верно несший пограничную и конную службу? Никто не предавал Святослава – врага нельзя предать, а он давно стал врагом наполовину христианскому Киеву. Люди иных вер – иудеи, мусульмане – да и язычники грозового прихода полубезумного в мракобесии князя боялись…

      От огня к огню, от вышки к вышке вдоль Днепра пронеслись неуловимые всадники. И вот уже загудела степь от тысячи копыт… И на перекатах, где тащили беспомощные ладьи по берегу измученные варяги-дружинники, навалилась на них лавина печенегов. Скоротечен и жесток был бой.

      Дорвавшиеся до неуязвимых на ладьях, недоступных для стрел в доспехах варягов, что наконец-то оказались слабее плохо вооруженных, но храбрых, ловких и быстрых степняков, тяжелые, колючие арканы валили с ног одетых в железо дружинников. Короткие злые стрелы впивались в любую незащищенную часть тела. Прошивали руки, ноги, впивались во вскипающие под жалами стрел глаза. Печенеги утопили, изрубили и затоптали в конной сече всех.

      Среди горы трупов нашли истоптанного и посеченного саблями Святослава. Хан Куря, прекрасно помнивший варягов, что охотились на его родню и продавали на невольничьих рынках, с наслаждением обтесал мечом голову князя, откромсал уши, нос, выколол глаза, а потом приказал греческому мастеру сделать из черепа ритуальную чашу, в которой подносил вино особо почитаемым гостям, в том числе и киевлянам…

      Но не все дружинники пали в той сече. Уцелел и увел часть варягов Свенельд. Еще на Березани, после кровавой, отдающей безумием тризны, он просчитал последствия этого страшного пиршества… Ночью, едва ладьи вошли в Днепр, сразу за вестником, поскакавшим в Киев с приказом жечь церкви, он тихо поднял варягов и вывел ладьи к перекатам, успел перетащить их до подхода печенегов. Он предал – в который раз – киевского князя, теперь уже сына Игоря!

      Его струги выгребли к высоким киевским стенам, и Свенельд – прямо с пристани – пошел к Ярополку, князю киевскому. Он привык подниматься на высокую кручу к терему княжескому. Он привык к тому, что все встречные снимали перед ним шапки, а рабы падали на колени. Он привык к тому, что весь Киев почитал его не ниже князя. Но странным безмолвием встретил его город. Узкие улицы, по которым шла его немногочисленная дружина, были