Библиотека драматурга. Часть 2. Александр Образцов

ру. Даже на премьере. В крайнем случае, он должен быть в Ялте по болезни.

      О деньгах драматург не имеет права интересоваться. Когда ему подготовят договор, он должен молча прочесть и отодвинуть бумагу. Только через агента. Пьеса бесценна.

      Известное заблуждение о драматургах и актрисах невозможно опровергнуть, потому пусть оно живет. Это придает скучной фигуре монументальность.

      Поднятая целина

      Давыдов, Нагульнов, Разметнов сидят за столом в правлении. Керосиновая лампа жёлтым, тифозным светом освещает их задумчивые лица. Какая-то собака вдали, на окраине хутора лает-лает, а потом и взвоет.

      Давыдов. Себе.

      Нагульнов. Казна.

      Давыдов. Здесь больше.

      Нагульнов. Покажь.

      Давыдов. Возьми на веру, товарищ дорогой.

      Нагульнов (хрипит). Покажь, говорю!

      Давыдов. Я тебя на парткомиссию отправлю, хоть ты и есть краснознаменец и секретарь ячейки! Факт!

      Разметнов. Не надо, Макар…

      Нагульнов медленно поднимается, хватая воздух перекошенным ртом, неуловимым движением бросает руку в карман шинели и бьет через сукно по окнам. Собака стихает.

      Давыдов. Вот так. Проиграл ты свою кобылу. Раздай, Разметнов.

      Разметнов тасует, сдает по карте, подрезает колоду.

      Давыдов. Что в банке?

      Разметнов и Нагульнов переглядываются.

      Разметнов (нерешительно). Пять борон осталось…

      Давыдов (багровея). Это ты… мне?! Мне… пять борон?.. Ты посмел… имущество колхоза?!..

      Жуткое молчание.

      Нагульнов (торопливо). Это он, товарищ Давыдов, не подумав… Пяти борон-то давно уж нет… В колхозе, точно…

      Давыдов (грохает кулаком по столу). Так что ж ты мне… народное добро всучить пытаешься?!

      Разметнов. Так ведь, товарищ Давыдов, родной ты наш… ты ж всё, подчистую… Нет уж у нас… кроме лампасов-то… не осталось ничего!

      Входит Лушка с телом сухого литья и шалью на плечах.

      Лушка. Врёт.

      Давыдов. А-а! (Разметнову.) Слыхал? Я тебя счас к стенке буду ставить, потому что ты есть вражий…

      Лушка. Да нет, Семён. Ты не понял. Вы на меня сыграйте. А то мне дюже скучно.

      Пауза.

      Давыдов. Ты, Лушка, не корова, чтоб на тебя играть. Пользы от тебя колхозу никакой.

      Лушка. А ты для себя сыграй.

      Давыдов. Для себя мне, Луша, ничего не нужно.

      Лушка. Ой! А ночью мне в ухо дышал? Задышит, задышит!

      Давыдов (бледнея). Ты, Луша, меня не выводи – а то у меня рана откроется в паху.

      Разметнов (озабоченно). Что ж за рана у тебя, товарищ Давыдов? А то у нас есть…

      Лушка. Да грыжа у него! Двусторонняя!

      Давыдов (грохая кулаком по столу). Ставь её в кон! Карту! Ещё! Себе!

      Разметнов (сдает себе две карты, бледнеет). Очко…

      Давыдов. Здесь тоже!

      Нагульнов. Банкомета очко…

      Давыдов. Это кто вам сказал? Я эти кулацкие разговорчики!..

      Лушка (ласкаясь). А ты им покажь, Сёма… Покажь… И пойдем за занавеску… (выхватывает карты). Вот вам! Глядите!

      Разметнов. Перебор…

      Нагульнов. Точно, перебор! Так ты ж, товарищ Давыдов, весь хутор у нас сжулил!

      Давыдов (прыгая в угол, выхватывая лимонку). Всех разнесу!

      Нагульнов (прыгая в другой угол, выхватывая наган). Перестреляю всех к такой матери!

      Разметнов (прыгая в третий угол, хватая скамейку). Живым не дамся!

      Лушка (восхищённо). Ну – чисто георгиевские кавалеры!

      Отбрасывает шаль. Орудия убийства медленно опускаются вниз. Собака на окраине хутора начинает лаять. Затем воет. Коллективизаторы молча бросаются к двери, выбегают в ночь.

      Лушка (растерянно). От гопники… От мерины партейные! Ишаки! Истэблишменты!

      Закутывается в шаль. Застывает.

      С окраины хутора раздается пальба, взрывы гранат. Собачий вой стихает.

      Через некоторое время приближается хоровая песня в стиле «Статус кво».

      Вваливаются компанией, в обнимку Яков Лукич, Половцев и Лятьевский. Не обращая внимания на Лушку, садятся за стол. Керосиновая лампа жёлтым, тифозным светом освещает их. Половцев сдает карты.

      Лушка.