Библиотека драматурга. Часть 1. Александр Образцов

Смирись, говорю!

      Цыганок. Да нешто так можно мальчонку-то? Делов, ёлки-моталки…

      Дед Каширин. Тебе-то делов! Тебе – что? Он тебе, может, одному смолчит! А нас ославит!.. А-а! Дай-ка мне!

      Забирает розги у одного из дядьев, потряхивает ими, настраивая руку.

      Дед Каширин. Будешь писать?

      Алёша Пешков (сквозь рыдания). Буду!

      Дед Каширин. Ну, так – получай! Это тебе за Фому Гордеева! (Сечёт.) Это за Артамоновых! За Нила! За Ниловну! За песню о Буревестнике! За Данко!.. За… за… (В затруднении, с поднятой розгой.)

      Алёша Пешков. За Клима Самгина!

      Дед Каширин. На таку пакость розог жалко! А вот тебе – чтоб за тетками не подглядывал! Вот тебе – за Беломорканал!

      Первый из дядьев (солидно). За первый съезд писателей.

      Дед Каширин (входя в раж). За соцреализм! За переписку с Ролланом! За вклады в РСДРП! За историю фабрик и заводов!

      Второй из дядьев. Всё равно опозорит. Только ещё хуже опишет. С этими… с пейзажами.

      Дед Каширин (застывает с поднятой рукой. Медленно опускает её.). Опишет, сукин кот. А что ж делать?

      Садятся, думают.

      Алёша Пешков (застегивает штаны). Ваше дело неправое.

      Уходит.

      Первый из дядьев. Может, отнести его в мешке – да и не было никакого Горького, а один только Нижний Новгород?

      Дед Каширин. Мешков на них на всех не напасёшься.

      Горестно молчат.

      Второй из дядьев. Думаю, надо ему пароход купить. Или фабрику каку-то. Может, успокоится.

      Дед Каширин. А что? Давайте, робята, сбросимся!

      Первый из дядьев. Подумат – испугались. Совсем озвереет.

      Дед Каширин. Но что делать? Что?

      Пауза.

      Первый из дядьев. Надо Цыганка выпороть.

      Цыганок (он все это время смотрел через стекляшку на солнце, поворачивая её то так, то этак). У! А меня за что?

      Дед Каширин. Вот это верно! (Вставая.) Клади его!

      Цыганка кладут на лавку и долго, до полной обессиленности, секут.

      Алёша Пешков, устроившись с тетрадкой в кроне развесистого дерева, скрупулезно описывает вопли Цыганка.

      Мать

      ^{пролетарская пьеса}

      Железнодорожный вокзал. Ниловна разбрасывает прокламации.

      Ниловна. Я сею!.. Я сею!.. Меня будут изучать в школе! Да здравствует первая русская революция! (Пауза. Прокламации кончаются.) Эй вы, царские палачи! (Пауза.) Я сею!.. Сею! (Никого нет.)

      Ниловна растерянно топчется. Затем достает из-под юбки новую пачку прокламаций. Входит Горький в тюбетейке.

      Ниловна. Зачем ты такое придумал, мил человек?

      Горький. Молчи, тетка. Я тебя не для того создал, чтоб вякала.

      Ниловна. Как же мне не вякать? Ты ж меня под юбку лезть заставил.

      Горький. Ну? Что? Бомба там у тебя под юбкой, что ли? Тоже мне, недотрога. Или я к тебе под юбку лезу? Или сын твой, Павел?

      Ниловна. Грех тебе говорить такое! Как рот твой такое вырыгнул! Рот твой поганый, средство Сатаны…

      Горький.