Ольга, княгиня воинской удачи. Елизавета Дворецкая

заговор действительно был, но старец земными путями прознать о нем не мог – вот тогда Роман август и призвал Василия к себе. Ведь тот, подняв шум, спас Роману и жизнь, и власть. Такого не забывают. Когда же скончался болезный тот Иоанн, Роман и приказал паракимомену подобрать для старца нового домовладельца, чтобы предсказания, среди коих может оказаться еще что-то полезное, не пропадали даром.

      Ну а значит, все, что будет в таком роде обнаружено, надлежит быть доложено. Приняв сие решение, Селевкий послал к Роману августу просьбу о приеме.

* * *

      Миновал полдень. Солнце припекало, так что под хазарским кафтаном становилось жарко. А ведь еще весна не кончилась – в разгар лета будет еще и не то! Хельги Красный, сводный брат киевской княгини Эльги, безвылазно провел на теплых морях уже без малого год. В начале прошлого лета он пришел на Греческое море с дружиной на двадцати лодьях, со своей молодой женой Пестрянкой – Фастрид, как он называл ее, – и тремя купцами-жидинами, чью охрану русы изображали. А следом двигалось войско под началом двоюродного брата Асмунда, кому они и открыли доступ в город Самкрай – западные ворота каганата. Делалось это все ради мира и нового договора с греками, что пытались отбить у кагана свои давние владения в Таврии. А кончилось жестокой ссорой Хельги и Асмунда с херсонским стратигом и совершенно неожиданным договором с булшицы Песахом – хазарским военачальником, что пришел в Таврию биться с греками и русами.

      У Песаха в Карше Хельги и его дружина провели зиму. Там весной родился первый сын Хельги, и сейчас Пестрянка с ребенком оставалась на попечении Песаховой жены, госпожи Йохевед.

      Лодка шла по мягким синим волнам, пронизанным солнцем. Уже остались позади высокие, в пять-шесть больше человеческого роста, стены Херсонеса, сложенные из обтесанных глыб грязно-белого известняка. В море напротив стен и входа в бухту, загороженную железной цепью, стояли десять лодий Хельги. Таково было условие их соглашения с Песахом: вместе идти нынешним летом на Херсонес, с тем чтобы конница Песаха осаждала его со стороны суши, а лодьи Хельги отрезали от моря и не позволили ни послать весть в Царьград, ни получить помощь с воды. Дружины на лодьях сменялись: одни стояли на якоре и несли дозор, другие отдыхали на берегу. Каждый день при смене дозора Хельги сам выходил в море, осматривал стены. Все на тех же местах блестели шлемы Кирилловой стражи, виднелись йотуновы поделки – стрелометы и камнеметы. Прошлым летом с их помощью Хельги и комит Леонтий отстояли от конницы Песаха перевал, теперь они же не подпускали к стенам. Собственные суда стратига прятались в дальнем конце бухты, вне досягаемости; однако Хельги держал в уме, что Кирилл может попытаться выпустить их в море и дать бой.

      Дромон у Кирилла был всего один. Хельги видел это чудовище издалека, но даже на расстоянии разглядел: тот весьма плох и едва ли сможет выйти в плавание, а тем более в бой. Но три хеландии выглядели годными, и они были крупнее лодий и выше бортом. Сражаться с ними можно было, рассчитывая