Ольга, княгиня воинской удачи. Елизавета Дворецкая

откликнулся Эймунд.

      Младший брат княгини околачивался рядом с Бояном почти все время, на какое мог оставить без присмотра своих людей. Он был очарован этим рослым, некрасивым, смуглолицым человеком, чей низкий голос звучал так сладко, что каждый звук его падал на сердце каплей блаженства. И пуще всего Эймунд боялся, как бы кто не поведал Бояну о его сражении с «морским змеем».

      – Не, я не сказал, что почитаю идолов, – поправился Боян. – Каждую весну я с моей дружиной езжу на Белый остров поклониться Андрееву кресту. Потому я оказался в этих краях и услышал о вас…

      Ингвар и его родичи слушали с изумлением. Русские купцы и воины уже лет сто чуть не каждый год ездили в греки мимо Болгарского царства, но о Белом острове и входе в Навь Ингвар слышал впервые.

      – Это нужно, чтобы Морс… Чтобы святой апостол Андрей был благосклонен к мореходам и рыбакам, чтобы бури не губили корабли, чтобы… чтобы Бог не посылал повальных болезней народу… И ты, – Боян глянул на Ингвара, – хорошо сделал бы, если бы отправился туда и принес жертвы. Тебе нужна благосклонность… Тех, кто правит морем, если уж ты намерен идти в поход по воде.

      – Кому это мы должны принести жертвы? – небрежно и в то же время осторожно осведомился Мистина, будто намеревался проскользнуть мимо змеи, делая вид, что не замечает ее в траве.

      Боян глянул на него:

      – Белому острову.

      Дымчато-серые, как сумерки купальской ночи, глаза болгарина встретились с блестящими, как клинок, глазами руса. Мистина мог бы поклясться, что они поняли друг друга. Почему-то вспомнился костяной ящер, отданный на хранение… Эльга… Ее глаза, как два смарагдовых светила… И он опустил веки, уверенный, что Боян сумеет разглядеть ее образ в его памяти.

      – Может быть, он дело говорит… – Мистина повернулся к Ингвару.

      – Нет! – отрезал тот.

      Мистина хорошо знал этот тон побратима: Ингвар извлек из ножен свое упрямство, и это «нет» означает «даже не думай».

      – Хви? – на северном языке вполголоса спросил он. – Почему?

      – Он нам путь в Хель укажет! – на том же языке язвительно ответил Ингвар. – И еще подтолкнет, и дверь за нами затворит. Не видишь – он же колдун!

      – Вижу, – тихо ответил Мистина, с удивлением чувствуя, что сам слегка очарован осознанием этого.

      Никогда в жизни он не переживал преклонения отрока перед зрелым мужчиной, так похожим даже на влюбленность – ему хватало отца, а перед Свенельдом все прочие казались рохлями. Но не удивлялся тому, что Эймунд Морской Змей смотрит на болгарина, как девушка на жениха.

      Ему и самому приходилось сосредоточиться, чтобы увидеть Бояновы черты лица. Иначе, глядя на царева брата, он видел нечто сияющее, будто живое солнце; черты человеческой внешности казались не более значимыми, чем мелкая рябь на поверхности глубокого, красивого озера.

      Глядя на Бояна, Мистина вдруг осознал, что уже несколько лет именно так видит Эльгу. Она хороша собой, но не черты лица в ней влекут и восхищают,