Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня (сборник). Тахира Мафи

смотрит на меня, недоуменно сморщив лоб. Я отвожу взгляд и спрашиваю:

      – Как же вы ко мне прикасались?

      – Простите?

      – К моему телу, к коже. Я такая чистая…

      – О! – Он прикусил большой палец и сделал какую-то пометку в бумагах. – Да. По приезде сюда вы были покрыты кровью и грязью, имели небольшие порезы, ссадины и синяки. Был риск заражения. Простите за вторжение в личное пространство, но мы не можем допустить, чтобы сюда заносили бактерии. Пришлось провести наружную детоксикацию.

      – Ничего, я понимаю, – заспешила я. – Но как?

      – Простите?

      – Как вы ко мне прикасались?

      Он наверняка знает, как же он может не знать?

      – А-а, – кивнул он, что-то перечитывая на своем листке. – Латекс.

      – Что?

      – Латекс. – На секунду подняв глаза, он заметил мое замешательство. – Перчатки.

      – Ясно. – Ну конечно, перчатки. Уорнер тоже надевал перчатки, пока не понял…

      Пока не понял… Пока не понял… Пока не понял…

      Доли секунды, на которые я замешкалась, прыгая из окна. Нерешительность, изменившая все. Мгновение, когда я утратила контроль. Силу. Власть. Он не остановится, пока не найдет меня, и это моя вина.

      Надо выяснить, жив он или мертв.

      Надо собраться, сохранять спокойствие. Не дрожать, не трястись, следить, чтобы не стошнило. Нужно сменить тему.

      – А где моя одежда? – спрашиваю я, играя безупречно белой простыней, скрывающей мои выступающие кости.

      – Уничтожена по гигиеническим соображениям. – Он надевает очки. – Для вас подготовлен специальный костюм. Он заметно облегчит вашу жизнь.

      – Костюм? – От удивления у меня приоткрывается рот.

      – Да. Но к этому перейдем чуть позже. – Он делает паузу. Улыбается. На его подбородке ямочка. – Вы же не станете нападать на меня, как на Кенджи?

      – Я напала на Кенджи? – недоуменно морщусь я.

      – Слегка, – пожимает плечами незнакомец. – Но зато теперь мы знаем, что у него нет иммунитета к вашему прикосновению.

      – Я коснулась его? – Я резко села, едва не забыв подтянуть простыню. Залившись краской, вцепилась в край, как в спасательный круг. – Я искренне прошу прощения…

      – Уверен, он примет ваши извинения. – Блондин углубился в свои записи, словно заинтересовавшись собственным почерком. – Что ж, неплохо. Мы ожидали деструктивных тенденций. Вы много вынесли за последнюю неделю.

      – Вы психолог?

      – Вроде того. – Он отбрасывает волосы со лба.

      – Как это – вроде?

      Он смеется, замолкает и катает ручку между пальцами.

      – Да, в сущности, психолог. Иногда.

      – Как прикажете это понимать?

      Он открывает рот, но снова сжимает губы. Хотел ответить, но предпочел рассматривать меня. Он смотрит так долго, что я вспыхиваю. Он начинает что-то писать и пишет долго.

      – Что я тут делаю? – спрашиваю я.

      – Выздоравливаете.

      – И давно я тут?

      – Вы спали почти четырнадцать часов, вам дали мощное успокоительное. – Блондин смотрит на часы. – Что ж, кажется, с вами все в порядке. – И