Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня (сборник). Тахира Мафи

Тормоз. Газ. Тормоз. Слишком сильно на газ. Слишком резко на тормоз. Адам не жалуется, и от этого еще хуже. Могу только догадываться, каково ему при такой езде. Радуюсь, что мы хотя бы живы. Пока.

      Не знаю, почему нет погони. Действительно ли Уорнер мертв? Тогда начался бы хаос. Почему вокруг ни одного солдата? Пропали, как не было.

      Думаю.

      Доехав до смутно знакомого полуразрушенного дома, забываю поставить машину на паркинг. Это делает Адам. Я помогаю ему пересесть назад. Он спрашивает: зачем?

      – Потому что за руль сядет Кенджи, а твой брат не должен видеть тебя в таком состоянии. Сзади темно, он не разглядит.

      Спустя невыносимо долгую секунду Адам кивает. Я бегу к полуразрушенному дому. Открываю дверь. Вижу в темноте два смутных силуэта. Моргаю, фигуры становятся более четкими. Джеймс спит, положив голову на колени Кенджи. Сумки открыты, консервные банки валяются на полу. Молодцы, не растерялись.

      Слава Богу, с ними все в порядке.

      Обмираю от облегчения.

      Кенджи с усилием берет Джеймса на руки. Его лицо серьезно, неподвижно. Он не улыбается, не болтает ерунды. Он смотрит мне в глаза, будто понимая, почему мы так задержались, словно лишь по одной причине я могу выглядеть черт-те как и явиться в залитой чужой кровью майке. И наверное, с забрызганным кровью лицом. И коричневыми от засохшей крови руками.

      – Как он?

      У меня едва не начинается истерика.

      – Тебе придется вести машину.

      Кенджи с трудом вздыхает и несколько раз кивает.

      – Правая нога-то у меня здоровая, – говорит он. Боюсь, я заставила бы его сесть за руль даже с обеими поврежденными ногами. Нам надо добраться в то безопасное место, а с моим вождением далеко не уедешь.

      Кенджи усаживает спящего Джеймса на пассажирское сиденье, и я очень радуюсь, что мальчик не просыпается.

      Подхватываю спортивные сумки и отношу на заднее сиденье. Кенджи садится за руль. Смотрит в зеркало заднего вида.

      – Рад видеть тебя живым, Кент.

      Адам почти улыбается. Качает головой.

      – Спасибо, что позаботился о Джеймсе.

      – Теперь ты мне доверяешь?

      Тихий вздох.

      – Все может быть.

      – Сойдет и «может быть», – ухмыляется Кенджи и заводит мотор. – Поехали отсюда.

      Адама трясет.

      Реакция после долгого пребывания на холоде, многочасовых пыток, напряжения и беспощадного самоконтроля. Я роюсь в сумках, ища пальто, но нахожу только футболки и свитера. Не знаю, как натянуть их на Адама, не причинив невыносимой боли.

      Решаю разрезать их. Достаю нож-бабочку и разрезаю несколько свитеров Адама вдоль, оборачивая его как одеялом.

      – Кенджи, в машине есть печка?

      – Уже включил, но она еле пашет.

      – Сколько еще ехать?

      – Недолго.

      – За нами никто не едет?

      – Нет. – Он замолкает. – Странно. Не понимаю, почему никто не обратил внимания на машину во время комендантского часа. Тут что-то не то.

      – Верно.

      – И еще, не знаю, в чем дело, но моя сыворотка либо не работает, либо им на меня вообще наплевать.

      Крохотная