Три кита и бычок в томате. Отсутствует

в комнату воздух улицы, пахнущий автомобильным выхлопом, приближающейся осенью, разогретым асфальтом, застоявшейся влагой канала. Настя, стараясь не скрипнуть, раскрыла эту створку пошире и осторожно шагнула на карниз.

      Под ногами разверзлась многоэтажная пропасть. Неудержимо влекущая, манящая пропасть. Сделать еще один шаг, разжать руки – и все кончится, больше не надо будет убегать, прятаться, рассчитывать свои действия…

      Она закусила губу, подняла глаза, чтобы не видеть эту пропасть под ногами, выпустила створку окна и осторожно двинулась по карнизу. В нескольких шагах от нее виднелась водосточная труба. Дойти хотя бы до нее, а что будет дальше… Настя не загадывала так далеко.

* * *

      Дверная ручка медленно беззвучно повернулась.

      Дверь приоткрылась, и в комнату совершенно бесшумно проскользнул высокий худой мужчина лет пятидесяти, с забранными в пучок седоватыми волосами.

      Он мгновенно обежал комнату взглядом и убедился, что она пуста.

      Неужели птичка упорхнула? Ведь Анкидин, этот алкаш, этот клинический идиот, уверял его, что она ни разу не выходила из этой комнаты!

      Не выходила, а теперь вышла.

      Мужчина на всякий случай обошел комнату, проверил все углы. Но спрятаться здесь было негде.

      Он подошел к окну, выглянул наружу. Внизу, на асфальте, умывалась кошка.

      Шестой этаж, чтобы спуститься отсюда и остаться в живых, нужно быть по крайней мере птицей. Нужно уметь летать. А люди, как известно, не летают. Не летают, как птицы.

      Высунувшись из окна подальше, киллер посмотрел в одну сторону, в другую.

      Справа ровная кирпичная стена тянулась до самого угла дома, слева, в нескольких метрах от окна, виднелась водосточная труба.

      Нет, девчонка что-то почувствовала и ушла из дома.

      Может быть, она вернется? Может быть, нужно устроить здесь засаду и ждать ее?

      Ждать он умел, умел очень хорошо. Пожалуй, это он умел лучше всего остального. Ожидание было его главным профессиональным навыком. Но чутье, то самое шестое чувство, которому старый киллер привык доверять больше, чем остальным пяти, говорило ему, что ожидание ничего не даст, что оно будет бесполезным. Девчонка ушла совсем, она не вернется в эту комнату.

      Значит, придется начать все сначала, снова выслеживать ее, как дикого зверя, караулить, ждать, когда она раскроется, когда совершит новую ошибку.

      В этом не было ничего страшного.

      Это было нормальным рабочим моментом.

      Киллер глубоко вздохнул и покинул опустевшую комнату.

      На лестнице, спускаясь с шестого этажа, он столкнулся с Анкидином.

      – Ну что? – с любопытством осведомился алкаш. – Проучил бабу свою? Начистил ей рыло?

      – Это уж как водится, – ответил длинноволосый, улыбнувшись Анкидину, как единомышленнику и почти другу.

      – Это хорошо. – Анкидин плотоядно облизнулся. – Это правильно! Чтоб понимала, кто она есть! И кто есть трудящий человек! А то, понимаешь, много о себе думают!

      – Это точно, – сочувственно кивнул длинноволосый и вдруг коротким, легким, почти незаметным