Третье пришествие. Звери Земли. Виктор Точинов

бицепса.

      – Глупенький… Кора мозга сама собой тормозилась у тебя десять лет. Когда ты засыпал на семейной кровати после супружеского секса. Десять лет на эксперименты: твори, выдумывай, пробуй любые методики. Тебе никто не говорил, что ты склонен сильно недооценивать всех вокруг?

      – Это такая завуалированная констатация моей мании величия?

      – Не мании, я врач и словом «мания» просто так не бросаюсь… О маниакальном синдроме речь не идет, но ЧСВ у тебя и вправду зашкаливает.

      – Я мало знаком с медицинскими аббревиатурами, расшифруй уж…

      – Она не медицинская, она из теории сталкинга, но сейчас стала вполне житейской: ЧСВ – чувство собственной важности.

      Ерунду говорит, но спорить не хочется… В главном Авдотья права: я несколько недооценил Наталью… Нет, лопни моя печень, я ее колоссально недооценил! Вбил в голову, что прежнюю Горгону кардинально изменило рождение близняшек. Что домашние заботы теперь главный смысл ее жизни, и ничего другого ей не надо, что агрессивная стерва, обожающая садистские манипуляции с чужим сознанием, сдохла и похоронена. Ага… Сейчас… Эйнштейн утверждает, что она его изнасиловала в оранжерее? Охотно верю.

      Но маленький скептик в моем мозгу упрям. Он цепляется к последней мысли, касавшейся Эйнштейна и оранжереи, и быстренько возводит новую линию обороны:

      – Все равно не сходится… У нас с Гор… у нас с Натальей случилось… в общем-то подробности не важны… но, в общем… случился некий эксцесс… полагаю, она предпочла бы его стереть из моей памяти весь, целиком, от и до… на деле же лишь сгладила воспоминания о нем…

      Питер Пэн – небывалое дело! – мнется и мямлит. А госпожа Лихтенгаузен у нас не хирург, но резануть по живому умеет. К тому же только что покопалась во всех моих шкафах с грязным бельем, дотошно и профессионально.

      – Она наставила тебе рога с твоим непосредственным начальником?

      – Да!!!

      Гараж испуганно вздрагивает от моего крика, и страх его понятен: вся обстановка и без того разгромлена, в новом приступе гнева Питеру Пэну останется только крушить стены…

      – Не кричи… И не стесняйся, я врач, мне можно рассказывать все.

      – Да вроде уж все рассказал… – сникаю я. – Конкретная поза, надеюсь, не интересна?

      – Позу опустим… Вопрос понятен. Отвечать как есть или чтобы ты понял?

      – Да уж желательно без заумных терминов…

      – Тогда поясню на пальцах. И на примере: воспоминания чем-то схожи со следом резца. Бывают крохотные царапинки, тут же затягиваются. Спросил у прохожего на улице, который час, а завтра не помнишь ни вопроса, ни ответа, ни лица прохожего. Есть следы глубокие – воспоминания живут годами, даже десятилетиями. Так вот, оставаясь в рамках этой аналогии: ваш «некий эксцесс» – не царапинка и не глубокая прорезь, а натуральный Гранд-Каньон в твоем мозгу. Всю жизнь будешь помнить, и это не фигура речи. Реально всю жизнь, даже если очень захочешь забыть.

      Она замолкает, после паузы добавляет иным тоном:

      – Если бы мне поставили такую