Василиск. Феликс Бенедиктович Сарнов

и внутри, во всем н у т р е крутит, тянет, свербит… Словом, ноет как-то все тело, да так, что ни о чем думать не можешь, только о ноющей этой боли в е з д е… И сижу я скукоженный в коридорчике, кряхчу, постанывая, и подсаживается ко мне здоровенный мужик, узбек, кажется, и спрашивает:

      – Кололи?

      – Угу, – мычу я, – час назад…

      Он ручищей своей мне лоб потрогал.

      – Нет, – говорит, – температура нет почти. Всё болит, да?

      – Угу, – киваю я, а сам думаю, шел бы ты нах… отсюда, без тебя тошно. – Болит… как-то везде…

      – В жоп? – спрашивает.

      – Чего? – я не понял.

      – В жоп, говорю, кололи?

      – Ну, да…

      – Аминазинчикум, – бормочет он. – А мне вот вчера – сульфазинчикум. Под лопатк. Температура – сорок два. Болит так… – он усмехнулся, – тебе не снится. Думал, умираю.

      – Кошмар, – бормочу я. – Суки…

      – Да-а… – он кивает несколько раз, наверное не мне, а каким-то своим узбекским мыслям. – Целый день умирал, ох-хо-хо, – потягивается всем своим здоровенный туловом, и… – Завтра попрошу, чтоб еще сделали.

      Мне кажется, я брежу, я просто… Он не мог этого сказать! Я на секунду даже отвлекаюсь от своих мучений – он не мог э т о г о сказать, он что, с ума сошел?

      (… дурацкий вопрос – конечно сошел, если бы не сошел, что бы здесь делал?..)

      И единственное, что я могу выдавить из себя, уставясь не него в немом изумлении:

      – За… З а ч е м?

      Он непонимающе хмурит жиденькие брови на здоровенном, круглом и (как мне кажется) туповатом лице, а потом усмехается как-то снисходительно, наклоняется ко мне ближе, словно сейчас скажет что-то секретное, и…

      – Ты еще не знаешь пока, но… Узнаешь. А я тебе просто скажу. Когда тут – он обводит руками все свое здоровенное туловище, – болит, вот тут, – он тыкает толстым пальцем себе в висок, – н е болит.

      Такие вот дела.

      И молчал я всю дорогу до дома, потому что говорить сейчас со струпом просто бессмысленно. Как, извиняюсь за дешевый каламбур, с трупом. Вот когда струп отпадет, и Шериф станет… станет Шерифом, тогда мы поговорим, тогда послушаем, что же такое случилось, что ему пришлось познакомится с такой медициной. Только…

      Странная мысль пришла мне в голову, когда я затаскивал шерифовский чемодан в холл и показывал ему, где раздеться. Странная и немножко… тревожная. Не уверен, что мне захочется э т о слушать… но…

      Куда денешься. Сам приглашал, сам домик обещал, и вообще… Если кто шесть пик заказал, остальных – не спрашивают. Обязаловка называется.

      * * *

      – Ну ладно, – сказал он, отодвигая от себя пустую тарелку, – у тебя, ведь, есть вопросы, да? Спрашивай.

      Мы с Рыжей переглянулись, я пожал плечами и как можно небрежнее буркнул:

      – Сам расскажи.

      – Что рассказать? – спросил он.

      – Что считаешь нужным.

      – Если вы хотите поболтать вдвоем, я… – подала было