Запах ночи. Наташа Шторм

Они напоминали родной посёлок, из которого я сбежала два года назад. Колледж Сервиса и Услуг. Я почти что дипломированный парикмахер. Уж без куска хлеба не останемся, пока Димка кончает свои университеты.

      Мы отобедали за круглым столом на веранде, а потом папа-профессор предложил подняться в библиотеку. Мой кавалер остался с матерью, а я вошла в просторную комнату и поразилась обилию книг.

      – Нравится?

      – Ага. И Вы их все прочитали?

      – Прочитал. А ты за свою жизнь прочитала хотя бы одну?

      Я покраснела. Книжки я не читала, я их глотала, правда, больше про любовь.

      – Я позвал Вас сюда, барышня, чтобы объяснить простую истину. Не нужно лезть на крышу небоскрёба, который был возведён силами нескольких поколений. Постарайтесь сами построить хотя бы сарай, с фундамента, по кирпичику. Словом, работайте над собой, и, дай Бог, на Вас обратит внимание хороший мальчик из Вашего круга. Из Ва-ше-го. Понятно?

      – Что?

      – Объясню проще. Прежде чем войти в интеллигентную семью, научитесь говорить и писать без ошибок. И это Ваше гэ….

      Выбежав из дома, я помчалась к калитке.

      – Поля! Стой! Что случилось?

      Димка бросился за мной, но мать остановила его.

      – Пусть идёт, сынок. Ты же понимаешь, что мы не примем это чудо. Хочешь с ней спать ― спи, но в наш дом больше не привози.

      За оградой я нашла кирпич, оставшийся от стройки. Сначала хотела швырнуть его в окно, но передумала. Обернув целлофаном, я кое-как засунула строительный материал в дамскую сумочку. Это и был первый кирпич моего небоскрёба.

      Ирка справилась с едой и подобрела ещё больше.

      – Мать! А чего ты так напилась-то вчера? Вроде и повода не было. Или я чего забыла?

      – Был. Повод был. ― Я вытащила из ящика стола журнал. ― Читай.

      Ирка повесила на нос очки.

      – И чего? Надежда российской науки, будущий Нобелевский лауреат, Злобин Дмитрий Константинович без галстука. О, а это его жена? Я в шоке. Вобла сушёная, ни кожи, ни рожи. ― Она перевернула глянцевый лист. ― А детки ничего.

      Я почувствовала прилив злости, зависти и новую волну отчаянья.

      – Да, детки очень даже ничего. А вот я пятнадцать лет назад аборт сделала. Ненавижу!

      Две слезинки скатились из левого глаза. Странное дело. Что бы ни случилось, мой правый глаз рыдать отказывался. Да чего там, я и правой ноздрёй ничего не обоняла. Врачи разводили руками, считая это какой-то особенностью организма. Ирка поднялась, обняла меня и прижала к мягкой груди.

      – Ничего, Полюшка, ничего. Знаешь, если б ты вчера показала мне этот журнал, я бы сама с тобой напилась, только дома, тихо, по-семейному.

      Я всхлипнула.

      – Ир! Мне так плохо! Мне очень плохо. Даже секс не спасает, хоть волком вой.

      – Слушай, а хватит заниматься съёмом. Заведи себе молодого любовника, посели у себя, обуй, одень. Будет тебе и здоровье, и развлечение.

      Я вытерла слёзы.

      – Не.