.

с сытостью пришло ощущение грузности своего человеческого тела, огромного и мускулистого, наполненного теплой кровью, что разносит кислород даже в самые дальние уголки тела.

      Она взглянула с женским пониманием, голос прозвучал ласково и с глубоким сочувствием:

      – Устал… Пойдем, отдохнешь.

      Он пробормотал с неловкостью:

      – Наверное, не помешало бы…

      И хотя мужчина при женщине выказывать слабость не должен, но он, повинуясь странному чувству, дал уложить себя не на диван, как ожидал, а на широкое прекрасное ложе.

      Синильда легла рядом и, приподнявшись на локте, смотрела с глубоким сочувствием.

      – Ты не просто устал… на тебе тяжелый груз решений…

      – Каких? – спросил он.

      Она грустно улыбнулась.

      – Откуда знать мне? А вот ты что-то решаешь очень важное, чувствую. И тебя это очень сильно беспокоит. Но, наверное, зря. Ты очень правильный человек… И какое бы решение ни принял, оно будет верным. Потому что ты такой.

      – Спасибо, – пробормотал он.

      Она наклонилась к нему, он ощутил на щеке прикосновение ее нежных теплых губ.

      – Это тебе спасибо…

      – За что?

      Она загадочно и несколько печально улыбнулась.

      – Есть за что… Но сейчас отдохни, пусть на твоем лбу разгладятся эти морщинки. Битвы еще не все отгремели, мой герой. Ты должен набраться сил.

Глава 8

      Когда он вышел из чуланчика, Азазель на диване расположился в позе ковбоя, забросив ноги на низкий журнальный столик, хотя непонятно, почему столик так называется и что такое вообще журналы.

      Услышав, как Михаил вошел в гостиную, оживился, приветственно помахал рукой.

      – Садись, рассказывай, как прошел твой первый сексуальный опыт… Ох, я имею в виду, как прокатился в обновленном виде? Ничего не трет?.. Воротничок не давит?

      – И брюки не жмут, – ответил Михаил недовольно.

      Он прошел мимо на кухню, слышал, как Азазель поднялся и двинулся, потягиваясь и похрустывая суставами, следом.

      – Это которые штаны? – уточнил он. – Прекрасно!.. Главное, чтобы Кезим в тебе не просыпался. Машину не разбил?

      – Нет.

      – А не поцарапал?..

      – Нет.

      – Почему? – спросил он встревоженно. – Что случилось?.. Ладно-ладно, садись, перекусим. Я специально тебя дожидался. Хотя, конечно, поел, как без этого, но то просто еда, а сейчас у нас ритуальная.

      Михаил пробормотал:

      – Да вроде бы никакой кезимности. А что, разве сам, без Кезима, не могу… рассердиться?

      Он опустился за стол, а духовка-гриль моментально мигнула огоньками, там вспыхнул свет, высвечивая сладостную картинку медленно поворачивающейся на вертеле тушки крупной птицы.

      Азазель сел напротив, рассматривая его строго и оценивающе.

      – Рассердиться, – повторил он, – разгневаться, разъяриться… Это все разное, Мишка. Даже по физиологии. В гневе морда становится красная, как круто сваренный рак, а в ярости бледнеешь, как смерть, так что давай