Хочу женщину в Ницце. Владимир Абрамов

дозволенные для ношения только благородным матронам. В богатом квартале на склоне холма Виминал жрицы любви совсем не боялись приставучих городских эдилов и смело надевали запрещенные для них пурпурные туники, а также вышивку и драгоценности, украшая свои высокие прически широкими белыми лентами. Волосы они красили или в желтый цвет шафраном или в красный свекольным соком. Местные жрицы любви не носили сандалий на босу ногу, как было предписано правилами, а обувались, как матроны, в изящные башмаки из мягчайшей кожи на шнуровке. Обнаженные белые ноги, указывающие на принадлежность к коллегии проституток, они прятали в эти холодные декабрьские дни под столой, а то и под длинной, до пят, паллой, что вообще-то настрого запрещалось законом. В таких условиях не только эдил, стоящий на страже закона, но и бывалый богатый обольститель давал маху, приставая к почтенной матроне, посчитав ее шикарной проституткой, или, наоборот, почтенно кланялся обычной проститутке, принимая её за свободную женщину из знатной семьи.

      В самом конце улицы, возле лагеря, на ночную службу уже готовился заступить очередной отряд преторианцев. Построением руководил завсегдатай местного лупанара, центурион по имени Карвилий. Одетый в парадную сегментарную лорику[3] поверх пурпурной туники, в коротком плаще и кожаных сапогах, он аккуратно держал в левой руке тяжелый металлический шлем, украшенный гребнем и отделанный желтым металлом. На груди его блестели фалеры[4]. Все преторианцы были в церемониальном облачении, на расчехленных щитах сверкали золотые зубчатые молнии Юпитера.

      – Эй, Карвилий! Неужели не узнаешь, – громко засмеялась высокая красавица, и, приподняв столу, обнажила красивое круглое колено. – Я всё ещё жду твоего подарка, красавчик!

      В правой руке Карвилий, как и положено командиру, держал свой знак отличия – виноградную трость.

      – Будешь так орать, Аэбуция, получишь в подарок вот этот фухтель, – центурион потряс своей палкой.

      – Лучше подари ей завтра другой фухтель, он у тебя даже длинней, – заржал оптион[5].

      – Разговоры в строю, – рявкнул Карвилий и подал знак трогаться. Отряд зазвенел оружием…

      Темным вечером в богатом и хорошо освещенном доме Пертинакса Публия Гельвия – префекта города, накануне январских календ было многолюдно и шумно. Отец семейства, утомленный служебной суетой, давно вернулся из Курии и искал уединения в лабиринте комнат своего отдельного домуса. Однако многочисленные клиенты, слуги и рабы, жаждавшие услужить хозяину, а с ними вместе его жена и дети, а также родственники и друзья с их постоянными притязаниями и просьбами не оставляли Пертинакса в покое. Личная охрана городского префекта маялась от безделья в длинных проходах от атрия до перистиля[6], а то и попросту гоняла по триклинию кошек под звон расставляемого к утренним празднествам столового серебра. Любимый пёс префекта, когда-то свирепый и вонючий, как варвар, пытался проникнуть в таблиний[7] хозяина, чтобы успеть

3

Сегментарная лорика – доспехи из стальных полос, изнутри попарно скрепленных на груди и спине кожаными ремнями.

4

Фалеры – наградные знаки, прообраз медалей: небольшие металлические бляхи с изображениями богов или прославленных полководцев.

5

Оптион – помощник центуриона.

6

Перистиль – открытое пространство, как правило, двор, сад или площадь, окружённое с четырёх сторон крытой колоннадой.

7

Таблиний – помещение в древнеримском жилище между атриумом и перистилем, служившее в качестве гостиной или кабинета хозяина дома.