География времени. Повести и рассказы. Юрий Быков

Софьи Дмитриевны превратилась в коммунальную жилплощадь на четыре семьи. Помимо Софьи Дмитриевны, которая также считалась семьёй, квартиру населяли: Полунины, Лытневы и Трахманы. До недавнего вселения Полуниных здесь проживали Ртищевы, муж и жена, оба работавшие в торгсине и получившие за махинации три года тюрьмы с последующей ссылкой.

      Софья Дмитриевна теперь уж и не помнит всех тех, кто после переустройства квартиры побывал её обитателем. Никто надолго не задерживался. Время легко, как ветер семена, рассеивало людей. Однако с Лытневыми ничего похожего не случилось, а если б и случилось, Софья Дмитриевна никогда бы не забыла Евграфа Ефимовича и его родню.

      Во-первых, памятным стало само его появление (остальные Лытневы присоединились к нему позже). Именно с этого дня запах карболки начал вытесняться из туалета более едким запахом пролитой мочи. Было очевидно, что предыдущий житейский опыт Лытнева не вмещал всех необходимых цивилизованному человеку навыков. Положение усугубилось, когда к семейству присоединился дед Ефим – отец Лытнева. С той поры висит в углу кабинета Алексея Арнольдовича собственная Софьи Дмитриевны крышка на унитаз. У Софьи Дмитриевны наворачивались слёзы, когда она натыкалась взглядом на деревянный обруч. Поражаясь вероломной изощрённости жизни, она всякий раз думала о том, что такое не могло привидеться и в самом ужасном сне её молодости.

      Во-вторых, Е. Е. Лытнев выделялся из общей массы прежних и настоящих жильцов повышенной склочностью.

      – Да? – взъерепенивался он. – А чего это ты, Софья Дмитриевна, без очереди в ванную лезешь?!

      Был он большеголов, твердолиц, с глубоко сидящими юркими глазами и лысиной, залегшей так, что оставалось только по клочку волос на висках.

      – Бог с вами! Я вот здесь стою. Только за полотенцем отлучалась.

      – Это с вами бог, а с нами Карл Маркс! Привыкли рабочий класс угнетать, на всём готовеньком жить…

      Софья Дмитриевна никогда не слушала его до конца, а поступала так, как учила её Глаша.

      – Закройте варежку, Евграф Ефимович, – не то простудитесь! – говорила она и занимала своё законное место в очереди.

      Удивительно, но Лытнев утихал. Точнее, он продолжал причитать, но это было просто бурчание.

      Судя по всему, кипевшее вокруг новое время несколько подвинуло его рассудок, отчего он согласно лозунгам дня всерьёз начал считать себя тем самым сознательным гражданином, которому до всего есть дело. При этом сущность его – не очень смелого человека – осталась прежней.

      Однажды Софья Дмитриевна по пути на службу заметила, что Лытнев из-за дерева пристально наблюдает за гражданином в шляпе и элегантном пальто, который пытался прикурить у встречных прохожих, но те как бы уворачивались от него, пробегая мимо. Когда же один всё-таки остановился и протянул гражданину свою дымящуюся папиросу, Лытнев выскочил из засады и с криком: «Стоять!» бросился к ним. Тот, что давал прикурить, сорвался с места и, по-волчьи озираясь, вскоре исчез из виду. Тот же, который прикуривал, застыл в недоумении.

      – Ты чего делаешь? – вскричал подскочивший к нему Лытнев. –