Осенние визиты. Сергей Лукьяненко

полуграмотных шарлатанов, играй на публику.

      Поздно…

      Аркадий Львович не стал мыть посуду. Налил стакан чая, прошел в кабинет, пододвинул стопку желтоватой бумаги. Поморщился, глядя на неровный почерк. Надо писать аккуратнее, не создавать лишних проблем машинистке. Чем быстрее будет отпечатан текст, тем больше шансов, что монография выйдет… посмертно, ритуальным знаком уважения. «Работал до последнего часа», – так скажут на секции академии.

      Неприятное слово – секция. Многозначное. Анатомическая секция – она ему тоже предстоит…

      Он писал с короткими перерывами пять часов подряд. Гнал, словно убегая от той тоски, что окружила его с утра. Изредка вытягивал с полки затрепанные томики – когда память отказывалась выдать точную цитату из великих, из тех, кто успел.

      Когда строчки стали сливаться перед глазами, он опомнился и зажег свет. Потер лицо холодными ладонями. Быстро стал уставать, быстро.

      Аркадий Львович снова прошел на кухню, поставил греться чайник, пододвинул табуретку и протянул руки к огню. Все вокруг было стылым и тоскливым. Работа, против обыкновения, не улучшила настроения.

      Он словно задремал, держа подрагивающие ладони у запотевших никелированных боков чайника. Встрепенулся, лишь когда стала посвистывать струйка пара.

      Странно – тоска прошла. А он уже привык к ней…

      Приглушенный кашель из коридора был таким привычным, домашним, что он даже не удивился. И шаркающие шаги…

      – Андрей? Вера? – Он заговорил, уже понимая, что к ним эти звуки отношения не имеют.

      Ответа не было.

      Аркадий Львович медленно поднялся, вышел из кухни. Короткая мысль прихватить нож исчезла, едва родившись.

      Много он навоюет…

      В кабинете горел свет – он же выключил лампу? Или забыл?

      Аркадий Львович медленно заглянул в открытую дверь. За его столом сидел спиной к нему голый старик. Листал только что написанные страницы, быстро, но вроде бы читая…

      – Проходи, – не оборачиваясь, бросил он.

      Страха не было абсолютно. Он вошел, и старик коротко, мимолетно обернулся. Перелистнул еще одну страницу, хихикнул. Сказал:

      – Интересно. И впрямь интересно. Последний пинок великих?

      – Почему же?

      – Ну-ну… – Старик погрозил ему скрюченным пальцем. – Не лги! А бумажки эти – в сортир. Нам предстоит заняться апробативной этикой. Куда более полезная штука, знаешь ли.

      – Оденься, – сказал Аркадий Львович. С легким недоумением – откуда взялось панибратское «ты». Впрочем, зачем лукавить? Знает он это, знает…

      – Так и думал, что мы поладим, – сказал старик, поднимаясь. – Без истерик и ненужных доказательств. Хорошо быть старым и мудрым.

      – Это так и происходит? – спросил Аркадий Львович.

      – Нет, что ты. – Старик уже достал из шкафа его лучший костюм, теперь разглядывал плохо отглаженные рубашки. – Ты не умираешь, отнюдь. Наоборот, у нас есть шанс войти в историю.

      13

      День