Воскресенье, понедельник, вторник…. Сергей Черепанов

Пять лет, шесть лет. А если года – два года, три года, четыре года – это малые.

      – А «Скорохода» нет? – спрашиваю я тихонько у Яши, но тётя все слышит.

      – Какой умный мальчик! – удивляется она, и тут же, спохватившись, добавляет, мол, что же тут удивляться, и смотрит на дедушку, – не велики? Есть на размер меньше.

      Дедушка мнет левый, смотрит на меня, снова мнет.

      – За лето сносит… Принесите, Валечка, двадцать восьмой.

      И гладит меня по головке.

      Из послесловия

      В характеристиках, выданных Яше и на 404-м, и на 545-м нет ни слова о беспощадности к врагам, о железной руке. Не был он ни лектором, ни пропагандистом. «Политически грамотен. Делу Ленина—Сталина предан. Принципиальный, ответственный…» Приевшиеся, ничего не значащие слова. И только в характеристике парторга ЦК на 614-м (патронзавод в Саратове) над красной размашистой подписью читаю – «дельный руководитель».

      – Я не помню, – говорил дядя Саша, – чтобы папа кому-то угрожал или агитировал. Он сразу приступал к делу, то есть выяснял, сначала в общих чертах, потом детально, что необходимо, какие утыкания, и чем он может помочь конкретно. И помогал, и дотошно разбирался, что помешало, отделяя при этом болтунов и бездарей, решительно заменяя на дельных, толковых. «Дельный». Это слово папа любил. Этим всё сказано.

      А я думаю – не всё.

      «Людей надо подкормить». Из этих трёх слов Яша выделял глагол. Ни «людей», заметьте, ни абстрактный призыв к гуманизму. И даже не план—закон, вшитый в его сознание наречием «надо» и расстрельной должностью. А – «кормить» – первое дело семейного человека, добытчика. Не бить, не любить – а кормить, вкладывая, как бабушки и прабабушки, как кормящая мама, – то есть – природно, но и качественно, со знанием дела, мастерски, так в идеале, как, допустим, организовано в Раю. Потому что – «не хлебом единым жив человек», а рабочий воензавода – тем более. Не говоря уже о семье, не говоря уже о внуке.

      Кукольная комедия

      Мы идем мимо кукольного театра. В одной руке у меня коробка с новыми сандаликами, в другой – петушок. Можно не спешить, а Яша ускоряет шаги… Раз в месяц Яша приходит домой поздно.

      – Ну что, – спрашивает Соня, – как прошло?

      – А—а… – говорит Яша, – кукольная комедия. Не о чем говорить. Болтуны…

      Слова эти ронялись без особых эмоций, и я не задумывался о том, почему Яша каждый месяц ходит в кукольный театр на одно и то же представление, ходит без удовольствия и рассказывать не любит. И меня мама водила, и мне эти волки—зайцы не понравились. Но я бы назвал спектакль иначе – не «Болтуны», а «Пискуны», – потому что и зайцы и волки пищали истеричными женскими голосами, как тот несчастный кот-в-сапогах, которого играла толстая тетка с усами, и всем было видно, что кот – тетка, толстая, немолодая, писклявая.

      Яше рассказывать не хотелось, но Соня требовала. И он говорил, говорил, Соня